Выпуск 2/2015
ПЬЕСЫ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ АВТОРОВ
Игорь ГЕРМАН
МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ
Комедия отношений, 5 мужских ролей, 6 женских
Аннотация:
Не было и не будет на свете интереснее темы, чем личные отношения мужчин и женщин. Сущность комедии наших отношений мы не можем оценить вполне, находясь внутри происходящего конфликта, тем более, что в эту минуту сам конфликт вряд ли кажется нам комедией. И только взглянув на себя со стороны, мы можем расслабиться, улыбнуться, подумать и сделать выводы.
Пьеса состоит из четырёх законченных самостоятельных историй, объединённых одной общей темой – парадоксальностью отношений мужчины и женщины, заострённых до комедийной формы. Каждая история завершается неожиданным финалом. Пьеса лёгкая, написана разговорным языком, без вульгаризмов, чернухи, пошлости и драматургических натяжек. Отвечает заявленному жанру. По объёму полноформатная, двухактная: две истории составляют первый акт, и две истории – второй. Четыре места действия. Каждая история имеет своё название: Персонажи всех возрастов – яркие, узнаваемые. Одиннадцать разных характеров и… один общий результат – комедия наших отношений. Давайте посмотрим на себя со стороны и улыбнёмся!
Пьеса рассчитана на самый широкий круг зрителей.
* * *
1. ЕДИНОЕ МНЕНИЕ
(Киргизов, Ополькова – одинокие пенсионеры. Ищут точки соприкосновения для будущей совместной жизни. Место действия – беседка во дворе).
КИРГИЗОВ. Видишь, Аннушка, и по этому вопросу у нас тоже единое мнение.
ОПОЛЬКОВА. Ну, старый чёрт, прямо в краску женщину вгоняешь.
КИРГИЗОВ. Ничего, привыкай. Со мной ещё и молодость вспомнишь.
Киргизов и Ополькова сидят, обнявшись. Умиротворённая пауза.
КИРГИЗОВ. Григорьевна, смотри какой котяра!.. Вон, с дерева прыгнул… Ну и мордоворот себе наел!.. А глазищи наглые, глянь… Говорят, животные похожи на своих хозяев. Интересно, какая же ряха у хозяйки, если у кота она по циркулю!..
Киргизов весело смеётся. Ополькова на сей раз невозмутима.
ОПОЛЬКОВА. Максимыч… так ведь это мой кот.
Пауза.
КИРГИЗОВ. Твой?
ОПОЛЬКОВА. Угу.
КИРГИЗОВ. Серьезно?
ОПОЛЬКОВА. Руку убери.
КИРГИЗОВ. Чего?
ОПОЛЬКОВА. Руку, говорю, убери.
КИРГИЗОВ. Экскьюзь ми.
Сконфуженный Киргизов снимает руку с женского плеча.
КИРГИЗОВ. Так что, правда, твой, что ли?.. Григорьевна?
ОПОЛЬКОВА. Мой, Максимыч, мой. Это я подарила его дочери с зятем. Сейчас они уехали отдыхать, а я, к твоему сведению, каждый день прихожу его кормить.
КИРГИЗОВ. Ну… тогда, как говориться, другое дело. Тогда всё легитимно.
ОПОЛЬКОВА. Значит, ряха, говоришь?
КИРГИЗОВ. Аннушка, ну перестань, чего ты, честное слово?
ОПОЛЬКОВА. Нет, ты ответь, ответь, чего притих-то сразу?.. Ряха, да?.. Ряха?
КИРГИЗОВ. Так это у кота, не у тебя же.
ОПОЛЬКОВА. О-о-о!.. высказался.
КИРГИЗОВ. Да это юмор был вообще-то. Юмор понимать надо.
ОПОЛЬКОВА. Да ещё и по циркулю… Угу.
КИРГИЗОВ. Если шутки не доходят, почта не виновата…
ОПОЛЬКОВА. Да ты на себя-то посмотри. Высох весь, как бамбук и сварливый, как чёрт. Уже третьей жене мозги выкрутил. Ни одна баба с тобой не уживается. Женщина ему нужна!.. Сам уже давно не труляля, поди!
КИРГИЗОВ. А ты… а ты…
ОПОЛЬКОВА. Ой, да посмотрите, как мы покраснели. В десяточку, да, попала?.. В десяточку?.. С трулялёй-то?
КИРГИЗОВ. А ты!.. ты…
ОПОЛЬКОВА. Ну что я?.. Что я?.. Нечем крыть, так слюной не брызгай!
КИРГИЗОВ. Ты… (и очень неожиданный финал).
2. СЕКРЕТ СЕМЕЙНОГО СЧАСТЬЯ
(Он и Она – супруги со стажем, пытаются освежить увядающие отношения. Три дня эксперимента было всё хорошо, и вот… Место действия – квартира).
ОНА. Боже мой: шедевры кулинарии… Сам?
ОН. Может, не совсем удачно? Мне кажется, яйца я слишком долго жарил.
ОНА. Ничего. С корочками вкуснее.
ОНА. От них остался один желток.
ОНА. Это самое полезное.
ОН. Как ты себя чувствуешь?
ОНА. Голова немного побаливает.
ОН. Тебе нужно беречь себя, больше отдыхать. Я буду во всём помогать тебе.
ОНА. Спасибо, мой хороший.
ОН. Кстати, я отварил несколько яиц.
ОНА. Для чего?
ОН. Ты собиралась что-то готовить вечером, вот я и подумал…
ОНА. А-а…Хорошо… Надеюсь, в холодную воду положил их, милый?
ОН. Нет, дорогая, а зачем?
ОНА. Ну, как же?.. тогда они плохо очищаются.
ОН. Прекрасно очищаются.
ОНА. Нет. Скорлупа отколупывается вместе с белком.
ОН. Может, ты какие-то особенные яйца варила?
ОНА. Дорогой, это известно даже ребенку: из кипятка яйца нужно положить в холодную воду, и тогда никаких проблем не будет.
ОН. Любимая, уверяю тебя, что у вареных яиц и без холодной воды не будет никаких проблем.
ОНА. Неужели трудно было положить в холодную воду?.. Просто взять и положить?
ОН. Ну, если тебе это так надо, какие проблемы – возьми и положи.
ОНА. Теперь уже поздно.
ОН. А зачем тогда кричать?
ОНА. Знаешь, дорогой, ну, сделал что-то не так, признай свою ошибку, согласись и все. Нет! надо обязательно противоречить!.. Вот этот дух в тебе я просто не выношу!
ОН. Точно так же как и я не выношу в тебе твою патологическую любовь к скандалам!
ОНА. Ты хочешь сказать, что я скандалю?!
ОН. А что ты делаешь?
ОНА. Боже мой! Я, как последняя дура тут распинаюсь перед ним, терплю все его выходки!.. То он придет домой кривой, как турецкая сабля, то ему не нравится, что я готовлю для него, то обижается на обращение «милый»!.. Я могу к тебе и по другому обращаться, если тебя это больше вдохновляет!
ОН. И я думаю, что это скоро уже начнется.
ОНА. Я устала расстилаться ковриком перед тобой!
ОН. За четыре дня?
ОНА. Хотя бы и за четыре дня!.. А ты даже единого раза уступить не хочешь!.. Ну зачем упрямиться и спорить? Сделала я тебе замечание, ответь мне: «хорошо, дорогая, я понял» – и все дела.
ОН. Хорошо, дорогая, я понял.
ОНА. Теперь уже поздно! Раньше нужно было думать! Сейчас ты меня уже довел! Огромное тебе за это спасибо, счастье мое!.. Я для чего терпела? Я кому угождала? Я зачем старалась?.. Это такой труд!.. И теперь все насмарку?! Теперь все как раньше, да?.. Глаза бы мои тебя не видели!.. Ненавижу тебя!.. (и очень неожиданный финал)
3. ТРИО В МИНОРЕ
(Владимир, Наталья – герои за тридцать, с неустроенной личной жизнью случайно знакомятся в электричке, тут же влюбляются, клянутся быть вместе, но тут просыпается Пьяный, спавший на сиденье напротив).
ВЛАДИМИР. Я сегодня нашёл тебя. Да!.. Молчи!.. Я нашёл тебя… Я это чувствую… Я не могу объяснить словами, только как животное, на уровне инстинкта… Меня тянет к тебе… я не могу и не хочу сопротивляться… Если я скажу, что не понимаю, что это такое, то я обману себя… потому что я понимаю, что это такое… И, самое главное, Наташа… молчи, прошу тебя, молчи!.. и самое главное, Наташа, я знаю, что то же самое чувствуешь сейчас и ты…
НАТАЛЬЯ. Боже мой…
ВЛАДИМИР. Если мы сейчас расстанемся, но уже никогда не найдём друг друга. Я еду до вокзала. Ты тоже?
НАТАЛЬЯ. Нет. До Снежницы.
ВЛАДИМИР. Я выйду с тобой.
НАТАЛЬЯ. Нет.
ВЛАДИМИР. Наташа, ты не поняла. Я не спрашиваю твоего согласия. Я просто иду с тобой. И мне всё равно – куда.
Он подносит её руку к своей щеке. Кряхтит, просыпаясь, Пьяный. Она испуганно отстраняется от Владимира. Проснувшись, Пьяный тяжело сбрасывает ноги с сиденья и, пошатываясь, садится.
ПЬЯНЫЙ. Натаха… Я уснул, что ли?.. Нормально… Чего-то не прочухаю: где едем?
НАТАЛЬЯ. Подъезжаем.
ПЬЯНЫЙ. Чего не разбудила?
НАТАЛЬЯ. Уже хотела.
ПЬЯНЫЙ. Пива дай.
НАТАЛЬЯ. Нету.
ПЬЯНЫЙ. Говорил же – возьми… Как мерзко… (Жёлтышеву) У сеструхи её были на свадьбе. Хорошо погуляли – ничего не помню… У тебя пиво есть?.. глоток?.. а то сдохну… А, мужик?.. Глухой, что ли?
Электропоезд замедляет ход. Голос: «Станция Снежница. Платформа слева». (…и очень неожиданный финал).
4. РЕАКЦИЯ ВАССЕРМАНА
(У любящей молодой пары – положительный тест на RW. Из женской консультации разгневанная супруга приходит домой).
МАРИНА. Ты понимаешь, что сегодня порушилась наша жизнь?.. Мы только что об этом разговаривали с тобой… и вот… В одну минуту потерять всё… Как больно и страшно…
АНДРЕЙ. Слушай, а там ничего не могли перепутать?
МАРИНА. А вот это я сейчас и попытаюсь выяснить у тебя.
АНДРЕЙ. При чем здесь я?
МАРИНА. А вот ты-то, милый друг, как раз и при чем. И сейчас ты мне все расскажешь, все, как есть. Итак, я тебя очень внимательно слушаю.
АНДРЕЙ. Мне нечего тебе рассказывать.
МАРИНА. Я не собираюсь это из тебя вытягивать клещами. Имей мужество отвечать за свои поступки. Хотя бы сознаться в них.
АНДРЕЙ. Ты хочешь, что бы я сознался в том, чего не совершал?
МАРИНА. Андрей… Ты взрослый, умный человек. У тебя медицинское образование. Вот подумай сам: если я тебе не изменяла, если ты мне не изменял, если мы не изменяли друг другу, мне что – венерическую болезнь ветром надуло?
АНДРЕЙ. Конечно, нет.
МАРИНА. Вот, уже начинаешь мыслить правильно. Это хорошо. А теперь напряги память и вспомни, при каких обстоятельствах, когда и с кем ты меня нечаянно перепутал.
АНДРЕЙ. Марина… Я тебя никогда и ни с кем не перепутаю.
МАРИНА. Очень приятно слышать это от любящего мужа… Ладно. В последний раз спрашиваю: где ты мог подцепить эту заразу?!
АНДРЕЙ. Нет, это какой-то сумасшедший дом!..
МАРИНА. Считаю до трех: раз… два…
АНДРЕЙ. Да что же это такое, в конце концов?!
МАРИНА. Это момент истины, дорогой. И боже тебя сохрани сейчас соврать мне! Два уже было… Два с половиной…
АНДРЕЙ. Хорошо, погоди! Как ты считаешь, можно ли назвать изменой единичный факт мужской неверности, случившийся ещё до… так сказать, обоюдного решения узаконить брачный союз?
МАРИНА. Не поняла. Повтори.
АНДРЕЙ. Вот смотри… Мужчина с женщиной познакомились, да? Живут… да?.. ну и все такое… Но не женаты! Подчёркиваю – не женаты!.. Отношения есть, но обязательств еще нет!.. И мужчина где-то… с кем-то… как бы… Ну, в общем… Вот это считаем изменой или нет?
МАРИНА. Та-ак!..
АНДРЕЙ. Марин, я просто спросил.
МАРИНА. (берёт мобильник, вызывает абонента) Мама… срочно приезжай. Я сейчас буду убивать твоего зятя… (и очень неожиданный финал).
Александр КОЗЛОВСКИЙ
УХОДЯЩАЯ НАТУРА
Трагикомедия в 2-х действиях, 3 женские роли, 4 мужских.
Это временами смешная, а по сути трагичная история из начала 90-х годов прошлого века от автора известной во второй половине 80-х комедии «Эффект Редькина».
В 3-х комнатной московской квартире довоенной постройки живут трое. Петрович, хозяин квартиры, известный в прошлом фотограф за 60, который не смог встроиться в новый формат жизни, и потому пьющий. Виктор, одинокий мужчина под 40, в недавнем прошлом элитный водитель-испытатель, а ныне VIP-таксист на своем транспорте. И Леха, 18-летний оболтус, косящий от армии, большой ценитель женского пола, компьютерных игр и марихуаны, которую растит сам на подоконнике.
Петрович, сочувствуя одиночеству Виктора, от его имени вступает в переписку с женщиной, которая, по его мнению, сможет составить Виктору счастье, и в конечном счете приглашает ее приехать для личного знакомства.
Много всего произойдет в день ее приезда. Во-первых, Альбина окажется совсем не такой, как на опубликованной фотографии, а точнее негритянкой, результатом случайной связи провинциальной официантки и заезжего негра из дружественной на тот момент африканской страны. Следом за ней приедет ее подруга – эффектная молодая женщина, фотографию которой использовала Альбина. В этот день Виктор потеряет свой мерседес – единственный источник его дохода. Леху заметут в армию, а Петрович окажется на грани смерти и обретет свою любовь… Всему этому в немалой степени поспособствует визит участкового майора Тупоренко, нового хозяина жизни.
* * *
Начало пьесы.
Квартира в старом доме довоенной постройки. Еще каких-нибудь 15 лет назад следовало бы написать: коммунальная квартира. Но другие времена – другие понятия. Теперь это доходный дом. Большая кухня. Коридор. Три двери в комнаты жильцов. Одна из дверей заколочена двумя досками крест-накрест. Утро. Долго и настойчиво звонит телефон. Из своей комнаты выходит ВИКТОР.
ВИКТОР. Ну почему все время я? (Подходит к телефону и снимает трубку.) Да… А кто его спрашивает?.. Значит, важно… Ну, если так, тогда разрешите доложить. Месяца два назад, или три, уехал к бабушке. В Тамбов, кажется. Или в Пермь – боюсь соврать… Понятия не имею… А с какой стати он будет звонить? Я ему не отец, не мать и даже не девушка… А вот этого, не надо. Я свое отслужил. От звонка до звонка… Передам, конечно. Если увижу. Но это вряд ли… Пламенный привет вооруженным силам. (Кладет трубку. Идет на кухню, где пытается найти хоть какую-нибудь чистую посуду. В конечном счете что-то находит и готовит себе кофе. Из своей комнаты выползает Петрович. После вчерашнего он явно не в своей тарелке. Входит на кухню, осматривается).
ПЕТРОВИЧ. На рай не тянет, а для ада слишком банально. Иначе говоря, я все еще жив. А жаль. (Ищет, чем залить бушующий внутри пожар, видит приготовленную Виктором чашку кофе, которую тотчас и выпивает). Как хорошо. А ведь тоже наркотик.
ВИКТОР. К тому же мой.
ПЕТРОВИЧ (удивленно). Да? В самом деле. Прости, старик. Я немного не в себе после вчерашнего. Да и как иначе, если практически вся водка паленая. Настоящего ничего уже не осталось. После слова «блин» самое популярное выражение – «как бы». И ведь как точно! Водка уже не водка, а как бы водка. И на закуску как бы колбаса из сои и целлюлозы. Покупаем мы все это на как бы деньги. Нас как бы охраняет как бы милиция. Любим как бы, ненавидим как бы и помираем как бы. Ничего по-настоящему.
ВИКТОР (готовит себе еще одну чашку кофе). В целом справедливо, но с последним согласиться нельзя. Помереть «как бы» не получится. Что в Москве, что в Нью-Йорке, если уж умер, так умер.
ПЕТРОВИЧ. Вот что значит высшее образование, полученное при социализме. На лету – самую суть. Нам с тобой как-нибудь книгу надо написать. Что-то вроде: «Единственная реальность в мире суррогатов». Прославимся. Разбогатеем.
ВИКТОР. И кто же ее такую купит?
(В дверь звонят замысловатым условным сигналом.)
ПЕТРОВИЧ. Лёха выходил?
ВИКТОР. Дрыхнет еще. Откроешь? (смотрит на Петровича) А ладно, пойду сам. (Уходит).
(В коридоре слышен звук открываемой двери. В коридоре появляется НИКА, девчонка лет 16-ти с «бананами» в ушах. Движется в такт звучащей в них музыке. Она подходит к заколоченной двери и стучит опять же условным стуком. Казалось бы наглухо заколоченная дверь неожиданно легко приоткрывается, и НИКА исчезает в Лёхиной комнате, где вскоре раздаются весьма характерные звуки любовных игр двух молодых людей.
ПЕТРОВИЧ (про себя). Очередные тридцать минут как бы секса с как бы женщиной. Эротический канал по телевизору со сгоревшей трубкой. Забавно. (Выпивает вторую чашку кофе).
ВИКТОР (возвращается). На площадке опять света нет. Надо бы в ДЭЗ позвонить… Так, две минуты назад вот здесь стоял мой кофе. (Смотрит на Петровича.)
ПЕТРОВИЧ (почти искренне). Так это твой был? Прости, старик. Я после вчерашнего… Ты понимаешь.
ВИКТОР. Да что с тебя взять. (Готовит себе еще одну чашку.) Ты мне лучше расскажи, что ты задумал.
ПЕТРОВИЧ. В смысле?
ВИКТОР. Я про сюрприз. Мне до десяти диспетчеру отзвонить надо: работаю я сегодня или нет.
ПЕТРОВИЧ. Прости, что-то не въезжаю…
ВИКТОР. Завязывать тебе с выпивкой надо, Петрович. Кто ко мне все неделю приставал: Витёк, субботу не занимай, тебя ждет сюрприз.
ПЕТРОВИЧ (от страшной догадки становится почти трезвым). А какой сегодня день?
ВИКТОР. С утра суббота была.
ПЕТРОВИЧ. Черт! Забыл! (Вскакивает.) Да что же мы сидим. (Смотрит на часы.) Два часа всего осталось. Надо же прибрать тут, в магазин надо. (Пытается навести на кухне хотя бы видимость порядка, однако делает это бессистемно в силу практически полного отсутствия навыков.)
ВИКТОР. Погоди, не суетись. Два часа до чего? Зачем в магазин?
ПЕТРОВИЧ. Гости у нас с тобой, гости. Точнее, гостья.
ВИКТОР. Гостья? Вон оно что. И насколько серьезно?
ПЕТРОВИЧ. Серьезней не бывает.
ВИКТОР. Да ты что? Ушам своим не верю. Ты, старый холостяк, наконец-то решился…
ПЕТРОВИЧ. Не я. Ты…
Юлия ТУПИКИНА
БА
Комедия, 3 женские роли, 4 мужские роли
Пьеса победила в «Евразии-2013» и «Любимовке-2013». Вошла в лонг-лист Омской лаборатории современной драматургии в 2013г. Опубликована в журнале «Современная драматургия» №4, 2013. Поставлена в пяти театрах России.
Вера Сердечная: «Пьеса обращается к теме жизни «креакла», «понаехавшего» в столицу из глубинки и растерявшего, в погоне за успехом, все признаки традиционной личности. Рафинированное, изысканное, бездетное и почти бесполое существование героини с ее уютным пекущим пироги мужчиной взламывается приездом бабушки-сибирячки, которая с легкостью утверждает вековые ценности и в квартире внучки, и за ее пределами. Она, грубая и нищая бабка, воскрешает и концепцию добрососедства, и шумные праздники, и семейные узы».
Главная героиня – тридцатилетняя Оля – «понаехала» в столицу из провинции – далёкой Сибири. Чтобы выжить, Оле пришлось принять новые ценности, правила, стать трудоголиком и забыть о своей родне, тем более, гордится нечем – мать в тюрьме, отец умер в психушке, вот только бабушка одна, Мария Васильевна, и осталась, но и её Оля не навещает уже много лет. За это время Оля купила квартиру в Москве, стала продюсером на телевидении, где занимается одним бульварным шоу, зато деньги, завела бой-френда – настоящего москвича, человека тихого, но умеющего вкусно готовить. Рафинированное, бездетное и почти бесполое существование Оли взламывается внезапным приездом бабушки. Бабушка бесцеремонно напоминает внучке все забытые ценности и обычаи, наводит уют на свой вкус, выгоняет бой-френда, знакомит с соседями и устраивает шумные праздники с целью найти Оле нового жениха, и чтобы обязательно были дети. Бабушка много вспоминает о своей жизни, о военном и послевоенном времени, обездоленном и нищем, о своём муже, Олином деде, человеке артистичном и талантливом, но пьющем. Чтобы отвлечься от бабушки, Оля с подругой Машей ходит в бар, где они знакомятся с мужчинами, рассуждают о взаимоотношениях полов, о гендерной революции. В конце концов, Оля находит свою любовь и мирится со своей матерью, которая вышла на свободу, исправилась и очень хочет увидеть свою дочь. Бабушка вернула внучку к своим корням, и кажется, это делает их обеих счастливее и продолжает род.
* * *
Квартира Оли. ЛЕША лежит на диване с ноутбуком. Входят ОЛЯ и БА.
ОЛЯ. А вот и мы.
ЛЕША. Добрый вечер, добрый вечер.
БА. Ох, устала. Привет, от старых щиблет.
ОЛЯ. Вот, Ба, это Леша. Леша, это моя бабушка Мария Васильевна, познакомьтесь.
ОЛЯ уходит на кухню.
ЛЕША. Очень приятно! Проходите, Мария Васильевна, садитесь вот на диванчик.
БА. Что-то гардины у вас мрачные какие, как грязные.
ЛЕША. Шторы? Это такой модный цвет мокрого асфальта.
БА. Я и говорю – грязь. Он поролоновый?
ЛЕША. Кто?
БА. Диван поролоновый? А то мне только на жестком можно.
ЛЕША. Не знаю. Ну да, наверное, какой же еще, волосами теперь не набивают.
ОЛЯ (из кухни). Ба, располагайся, спать будешь на диване.
БА (Леше). Больно мягко. Я на кровати буду спать. А ты на диване. Но тоже смотри, спину испортишь. Надо доску подложить. Или дверцу от шифоньера. На помойку сходи – может, кто выбросил. Глянь, чтобы из дерева, ДВП вредно.
ЛЕША. Даже не знаю. Из дерева?
БА. А тебе сколько лет?
ЛЕША. Тридцать пять.
БА. Вдовец?
ЛЕША. Что?
БА. Вдовец или разведенный?
ЛЕША. Холостой.
БА. Бобыль что ли? Болеешь?
ЛЕША. Нет, почему? Ну, вернее, конечно, гастрит, в детстве была дискинезия желчевыводящих путей…
Входит ОЛЯ.
ОЛЯ. Ну, познакомились? О чём это вы?
БА. Да об чём, о болячках, об чём еще нам, пожилым, разговаривать. Алексей, конечно, не старик, но уже тоже волос седой. Годы-то идут.
ОЛЯ. Ба, ну ты не преувеличивай, тоже. Ему всего тридцать пять.
БА. Знаешь, Оленька, я тоже снаружи всегда была ого-го, а внутри-то гнилая, на мясокомбинат пора. Годы идут. У мужиков, прости господи, у всех с годами простатит.
ОЛЯ. Ба! Лёх, у меня бабушка юмористка.
ЛЕША. А давайте штрудель есть, я испек.
ОЛЯ. Отлично! Давайте!
БА. Мне острое нельзя.
ОЛЯ. Ба, это яблочный пирог, тебе можно.
БА (Леше). А ты кто по профессии?
ЛЕША. Бухгалтер я.
ЛЕША уходит на кухню.
ОЛЯ. Ба, ты аккуратнее с Лехой, он у меня обидчивый. Еще к маме слиняет.
БА. Ты ж говоришь, вы сожительствуете?
ОЛЯ. Ба, ну что за слова! Мы живем вместе, да, но пару дней в неделю он живет у мамы с папой, что такого? Сейчас, знаешь, не каменный век.
БА. Ну ничего, главное, чтоб свидетели были.
ОЛЯ. Какие свидетели, ты о чём, Ба?
БА. Свидетели. Вон у тёти Тюни дочка Алка, помнишь?
ОЛЯ. Какая тётя Тюня? Не помню, Ба. Которая из Сагайска?
БА. Тьфу ты, я ей про стриженного – она мне про бритого. Тётя Тюня из Абакана!
ОЛЯ. Ну, допустим. И что тётя Тюня из Абакана?
БА. Ой, запутала меня. Алка сожительствовала с шОфером!
ОЛЯ. С шофёром, Ба.
БА. Алка сожительствовала с шОфером, не расписаны были. А потом забеременела, а он ушёл. Потаскун. Но были свидетели, соседи. Всё – хозяйство совместное вели, значит – всё. Судья спросила – свидетели пришли – соседи, муж и жена, как их? Дай бог памяти…
ОЛЯ. Да не важно.
БА. И присудили ему алименты.
ОЛЯ. О чём ты, Ба, я не понимаю. Лучше скажи, ты мне так и не ответила: чего приехала-то?
Входит ЛЕША с сервированным для чаепития столиком на колесах.
БА. Сколько лет мы не виделись, Олюшка?
ОЛЯ. Наверное, лет пять, не помню. Тебе чай наливать, Ба?
БА. У меня отрыжка от чая. Есть у вас компот?
ЛЕША. Могу сделать морс.
БА. Там кислота? А то меня изжога замучила.
ОЛЯ. Налей ей просто воды, Лёх.
ЛЕША уходит.
БА. Так мы не виделись девять лет, Олюшка. Ты же как уехала в Москву, так и носа не показывала к нам.
ОЛЯ. А что я там не видела у вас? Вся родня – алкаши да неудачники.
Входит ЛЕША со стаканом воды.
БА. А мы тут с Оленькой вспоминаем. Соскучилась она по родине.
ЛЕША. У вас там красивые места такие. Я видел по Нэшнл джеографик, показывали передачу. Тайга! Медведи! Суровая красота!
БА. А воздух какой! Чем вы тут в Москве дышите? У меня аж в грудине защемило. Нитроглицерин сосала на вокзале.
ОЛЯ. Ба, это где там чистый воздух? На Берёзовку твою как раз с алюминиевого завода дует. Дети вон с перепонками между пальцев рождаются, как лягушки.
ЛЕША. Так там у вас еще есть промышленность? С ума сойти, еще что-то работает. Оль, а поехали к тебе на родину в отпуск? Посмотрим Россию.
ОЛЯ. С ума сошел? Это дороже, чем в Испанию. Кстати, Ба, а ты надолго приехала-то?
БА. Так не знаю. Совсем сердце задавило. Вот, думала, ты меня по врачам повозишь. Больше-то чё у вас тут хорошего?
ОЛЯ. Как по врачам? Ты обследоваться хочешь?
БА. Ну и полежать в больнице, если надо. Я не тороплюсь, полгодика могу погостить.
ЛЕША. А не выпить ли нам за знакомство? Вы как, Мария Васильевна?
БА. Не-не-не! У меня сердце, мне нельзя!
ОЛЯ. Ба не пьёт. А я вот выпила бы.
БА. И давно ты, Оленька?
ОЛЯ. Ба, успокойся, я не алкоголичка. И вообще, я уже большая девочка.
БА. Ха-ха! Девочка! Поди, не девочка! Уже старородящая. Если, конечно, повезёт. А то годы-то идут.
ОЛЯ (залпом выпивая рюмку коньяка). Твоё здоровье, Ба!
БА. Сзади пионерка – спереди пенсионерка. Это не про тебя – про маму твою. Девять лет тебя не видела. Щеки-то отвисли, глядь.
ОЛЯ. Ба, ну что ты такое говоришь? Ну где отвисли?
БА. Ну, это у нас у всех у Скотинкиных, родовое.
ЛЕША прыскает от смеха.
ЛЕША. Извините. Просто фамилия смешная у вас.
БА. И у нас, и у Ольки. Каку Бог дал, таку и носим.
ЛЕША. Нет, ну у Оли же другая – Предвечная.
ОЛЯ. Ой, я давно хотела сказать тебе, Леш, я взяла фамилию мамы, когда в Москву приехала…
БА. Какой мамы? Она сроду не Предвечная, а Голопупенко, мама твоя! Ишь чё – Предвечная.
ЛЕША снова прыскает от смеха.
Виктор КАЛИТВЯНСКИЙ
ДЕНЬ ЕГО РОЖДЕНИЯ
Кладбищенская комедия, 3 мужских роли, 3 – женских.
В день рождения умершего человека к его могиле приходят близкие: дочь, жена, любовница, друг.
К ним присоединяется кладбищенский бомж.
В действии участвует также незримый для персонажей пьесы (но не для зрителей) – дух покойного.
Эта шестерка и пытается разобраться в своих взаимоотношениях…
***
С одной стороны входит Друг.
С другой – появляется Бомж. Тут же прячется.
ДРУГ. У них тут, блин, полный бардак… То есть, наоборот, никого нет, все двери заперты. (Подбрасывает на ладони кошелёк. За кошельком с вожделением наблюдает Бомж.) Что с ним делать? Не везти же с собой… Могут, конечно, прибрать к рукам всякие проходимцы… (Бомж качает головой.) Ну ладно, бог рассудит…
Кладёт кошелёк на раму окна. Уходит.
Бомж выбегает из укрытия, хватает кошелёк. Открывает, заглядывает внутрь.
Позади появляется Подруга.
ПОДРУГА. Эй!
БОМЖ (оглядываясь и пряча кошелёк). Да, мадам?
Подруга протягивает руку – ладонью вверх.
БОМЖ (с неподдельным удивлением). Что такое? Ах, да!..
Делает вид, что собирается поцеловать протянутую руку.
Подруга тотчас отдёргивает руку.
ПОДРУГА. Кошелёк!
БОМЖ (недоумённо). Кошелёк? Какой кошелёк?
ПОДРУГА. Тот самый, который ты сунул в карман.
БОМЖ. Я? В карман?
ПОДРУГА. Ты. В карман.
БОМЖ. Мадам, в моих карманах лежит то, что принадлежит мне.
ПОДРУГА. За исключением моего кошёлька.
БОМЖ. Да? (Стучит по карманам.) Действительно, в моём кармане есть кошелёк… Но не логично ли предположить, что это мой кошелёк. Ведь он лежит в моём кармане…
ПОДРУГА. Ах ты, мошенник!
БОМЖ. Мадам, вы наносите оскорбление человеку, который обладает всеми правами. Я могу подать на вас в суд.
ПОДРУГА. В суд? Ах ты, бомжатина, да я тебя сейчас, блин горелый…
Бросается к Бомжу. Тот отступает, прячется за раму.
ОН. Отдай её кошелёк. Немедленно!
БОМЖ. Успокойтесь, мадам! И не надо ругаться. Такая женщина, и такие грубые слова…
ПОДРУГА. Слова? Да я тебе такие слова покажу!.. Ты у меня, падла кладбищенская, навек запомнишь!..
БОМЖ (уворачиваясь). А чем вы докажите, что этот кошелёк ваш?
ПОДРУГА. Что? Я ещё должна доказывать? Сволочь, там всё моё!
Устав, она останавливается.
БОМЖ (с безопасного расстояния). Ваше слово против моего.
ПОДРУГА. Мерзавец… Я сейчас милицию вызову.
БОМЖ. До ближайшего милиционера километра два-три.
ПОДРУГА. А по телефону?
Достаёт мобильный телефон.
БОМЖ. Вы полагаете, они поедут сюда из-за кошелька?
ПОДРУГА. А что, не поедут?
БОМЖ. Вы, мадам, похоже, не очень хорошо знакомы с нашей милицией.
ПОДРУГА. Зато ты, гляжу, с ней на короткой ноге… Жулик!.. Не поедут, говоришь? А если им позвонит полковник МВД?
БОМЖ (осторожно). Полковник?
ПОДРУГА. Полковник.
БОМЖ. Это, конечно, меняет дело… Но всё равно, они поедут не очень быстро… Так что у нас куча времени.
ПОДРУГА. Зато у меня его нет вовсе!
БОМЖ. Ну, это все так говорят… Пока не оказываются здесь… (Кивает на раму.) Позвольте узнать, а кем же вам приходится этот самый полковник?
ПОДРУГА. Как кем? Мужем, конечно!
БОМЖ. Мужем? (Смотрит на раму.) А что вы здесь делаете? Пришли навестить старого друга?
ПОДРУГА. Не твоё дело, урод!
БОМЖ. Как отреагирует ваш муж, когда узнает о ваших приключениях здесь, в этом тихом месте?
ПОДРУГА. Ты решил меня пошантажировать? Ну всё, моё терпение лопается!
Набирает номер на телефоне.
БОМЖ. Одну минуту, мадам!
ПОДРУГА. Зачем тебе минута, ворюга? Отдай мой кошелёк, и я прощу тебя.
БОМЖ. Я согласен вернуть вам кошелёк. (Подруга тотчас протягивает руку ладонью вверх.) Но с одним условием…
ПОДРУГА. Условие? Ах ты, козёл! Украл мой кошелёк, а теперь ставишь условия… Всё, хватит!
Садится на лавочку, снова начинает набирать номер на телефоне.
БОМЖ. Украл? Бог свидетель… и местные обитатели… (Он кивает головой.) Я не крал вашего кошелька. Наоборот… Я охранял его и сохранял.
ПОДРУГА. Сохранял… Охранял… Охренеть! (Он качает головой.) Ловко вешаешь лапшу на уши. Тебе бы не бомжевать, а в думе заседать.
БОМЖ. Я часто об этом размышляю. Судьба ошиблась в моём маршруте по жизни.
ПОДРУГА. Смотри, твой маршрут может снова измениться… и в гораздо худшую сторону.
БОМЖ. Куда уж хуже… Постойте, вы имеете в виду полковника МВД, мадам?
ПОДРУГА. И не только его. У меня большие связи.
БОМЖ. Не сомневаюсь. Так вот, мадам, вернёмся к тому, что я сохранил для вас ваш кошелёк…
ПОДРУГА. Надо же, какой джентльмен…
БОМЖ. Я убедился в том, что он и в самом деле ваш… Ведь, согласитесь, не мог же я отдать кошелёк первому встречному человеку, который закричит: мой! Знаете, сколько таких сомнительных личностей шляется по округе!
ПОДРУГА. Догадываюсь. Так я получу назад свой кошелёк?
БОМЖ. Один момент, мадам… Итак, я сохранил вашу собственность. Я оградил её от посягательств случайных людей. Это – труд…
ПОДРУГА. Ты хочешь денег? Я не подаю. Из принципа.
БОМЖ. Деньги? Нет, мадам, я веду речь не о деньгах.
ПОДРУГА. Да что ты? И о чём же ты ведёшь речь, бомжатина?
БОМЖ (торжественно). О справедливости.
ПОДРУГА. Да? Тогда совсем другое дело. И насколько же тянет твоя справедливость?
БОМЖ. Я полагаюсь на ваше чувство благородства.
ПОДРУГА. А я не полагаюсь ни на чувства, ни, тем более, на какое-то там благородство.
БОМЖ. Любопытно. Такая женщина – и не жалует чувства.
ОН с любопытством подходит поближе и смотрит на Подругу.
ПОДРУГА. Вот именно. Не жалую.
БОМЖ. И каков же ваш жизненный принцип?
ПОДРУГА. Мой принцип – бери быка за рога, куй железо пока горячо. И – не верь никому.
БОМЖ. Никому?
ПОДРУГА. Никому.
БОМЖ. А ему?
Показывает на раму.
ОН. Да… А мне ты верила?
ПОДРУГА. В наших с ним отношениях вопрос веры никогда не возникал. Мы с ним очень конкретные люди. Встреча, любовь, любовь, встреча. Насладился, разошёлся. И всё. При чём тут вера?
БОМЖ. Вы конкретная женщина?
ПОДРУГА. Я очень конкретная женщина.
БОМЖ. Тогда – тысяча рублей.
ПОДРУГА. Что? Я не ослышалась?
БОМЖ. То есть, по-вашему, справедливость не тянет даже на тридцать долларов?
ПОДРУГА. Да я за неё гроша ломанного не дам!
БОММ. Понял, не дурак. Тогда – пятьсот.
ПОДРУГА. Почему – пятьсот?
БОМЖ. Это очень конкретная цифра. И такая благородная.
ПОДРУГА. Пятьдесят.
БОМЖ. Пятьдесят? Это ниже прожиточного минимума! Вы посмотрите на меня, мадам? Разве такой человек, как я, заслуживает такой оплаты труда?
ПОДРУГА. Это не ко мне… ладно, сто. Это моё последнее слово.
БОМЖ. Сто рублей… Вот и охраняй после этого чужую собственность…
Открывает кошелёк.
ПОДРУГА. Что ты делаешь, негодяй?
БОМЖ. Я хочу взять свой гонорар.
ПОДРУГА. Я сама могу это сделать.
БОМЖ. Но ведь в вопросах веры мы стоим с вами, мадам, на противоположных позициях… (Копается в кошельке.) Что такое… (С радостью.) Ага!..
ПОДРУГА. Что такое?
БОМЖ. Сотенных – нету…
ПОДРУГА. Не может быть! А какие есть?
БОМЖ. Три по тысяче и одна…
ПОДРУГА. Чёрт!..
БОМЖ. Вот именно… И одна достоинством в пятьсот рублей… Нет, всё-таки на свете существует справедливость. Бог, он всё видит.
Забирает купюру, с поклоном отдаёт кошелёк Подруге.
ПОДРУГА (изучая кошелёк). Мошенник… Больше ничего не пропало?
БОМЖ. Вы обижаете меня, мадам, своим конкретным недоверием.
ПОДРУГА. Подумаешь, какая цаца…
Виктор КАЛИТВЯНСКИЙ
ИНСПЕКЦИЯ
Историческая драма, 8 мужских ролей, 3 – женских.
1939 год.
Новый нарком НКВД Берия рассылает по всему ГУЛАГУ инспекторов.
Одна из инспекционных групп заканчивает свою миссию в последнем лагере.
Капитан госбезопасности Петров встречает здесь женщину, похожую на свою бывшую любовь, и бывшего друга, который мыкается по лагерям уже десять лет…
Использует ли капитан Петров свой последний шанс – остаться человеком в нечеловеческих условиях?
***
Внутренний двор лагеря. В глубине – стена штабного барака, на стене – ящик вроде почтового, прямо под ним – скамейка.
Слышны звуки аккордеона – что-то популярно-советское. То и дело музыку перекрывают зычные команды: «Первая, пошла»!», «Вторая!», «Третья!».
В ту сторону, откуда доносятся переливы аккордеона, смотрит Начальник лагеря, грузный мужчина в полушубке.
Музыка умолкает. Тишина.
Появляется Комендант – он сильно смахивает на Начальника, разве что в размерах поменьше. Изображая всей фигурой усердие, Комендант подбегает к начальнику.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (не глядя). Слушай меня внимательно… Проверяющие из Москвы уже здесь…
КОМЕНДАНТ. Понятно… Ревизоры, значит?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (недобро взглянув). Ишь ты, грамотный… Будет тебе и Гоголь, будет тебе и моголь, если на кухне что-нибудь вылезет… Смотри, чтоб все по норме было!
КОМЕНДАНТ. У нас всегда по норме…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Я тебе сказал, по норме! Или ты забыл, какая она, гулаговская норма? Чего кривишься? Новый наркомвнудел проверяет лагеря… Или тебе самому в зону захотелось? Был комендантом – стал первым у параши… (Пауза.) И чтоб ни одного жалобщика!.. Будет жалоба, потом не обижайся…
Появляется Алешкин, в бушлате неопределенного цвета, с аккордеоном на плече. Сняв шапчонку, подходит к Начальнику лагеря. Тот отмахивается: «Не до тебя!» Алешкин надевает шапку, отходит, присаживается на лавочку, но тут же, взглянув на начальство, встает.
НАЗИРАТЕЛЬ. Насчет жалоб… блатных запрягаем?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Так они, подлюки, просто так не станут…
КОМЕНДАНТ. Не станут.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Старшого тряхните… Чтобы в каждом бараке… чтоб пятьдесят восьмая не рыпалась… Дневную норму им запишем.
НАЗИРАТЕЛЬ. Маловато…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Маловато?.. Широкий, твою мать… За государственный счет!
НАЗИРАТЕЛЬ. Старшому надо недельную…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Недельную?
КОМЕНДАНТ. А может, и двухнедельную…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ёшкина мать!..
КОМЕНДАНТ. Ничего, с доходяг… с пятьдесят восьмой бригадиры спишут.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Много ты с них спишешь… Списатель! (Машет рукой.) Ладно, делайте как хотите, но чтобы ни одна рожа не вылезла… Да! На хоздворе порядок навести… Все, что не для зоны, вынести вон… Баню вычистить!
КОМЕНДАНТ. Уже чистят…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Так… (Оглядывается на Алешкина. Тот подходит, снимает шапку. Начальник лагеря машет рукой, Алешкин снова надевает шапку.) Алешкин, слушай в оба уха… Сегодня мероприятие… Люди из Москвы… Сядем в клубе… (Коменданту.) Ты смотри там… выпить, закусить… (Алешкину.) Ну и культурно обеспечить надо… Чтоб ни одна зараза не тыкала, зачем ты у нас на должности сидишь… Уразумел?
АЛЕШКИН (с улыбкой). Так точно, гражданин начальник лагеря! Разве я вас подводил когда?.. В каком объеме культурно-воспитательный момент даем?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Чего?..
АЛЕШКИН (не смущаясь). Ну, на максимум, в полном объеме – там, стихи, песни, физкульт-парад, товарища Маяковского… Или так, для души?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Какой на хер физкульт-парад!.. Люди с дороги… Для души, конечно.
АЛЕШКИН. Ну, тогда мы с Любой… Она споет, я сыграю. Да стихи прочту. Товарища Светлова и других…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну, ладно… Пусть Любка… Все! И гляди… Ежели чего – на общие работы… Свободен!
Алешкин уходит.
КОМЕНДАНТ. Еще это… Ну… спецодежда.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Чего – спецодежда?
КОМЕНДАНТ. Я приготовил к отправке на станцию…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Так…
КОМЕНДАНТ. Геологи завтра хотят…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Хотят… Все хотят! Нет, надо погодить… Ты вот что… Посмотри, по бригадам… где совсем обносились, надо дать.
КОМЕНДАНТ. А геологи?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Подождут!
КОМЕНДАНТ. А если они в других лагпунктах перехватят…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Если да кабы… Надо погодить… Эти инспектора, говорят, те еще волки… А по нашей цене мы всегда покупателя найдем.
КОМЕНДАНТ. Это да, наша цена самая лучшая…
Появляется Оперуполномоченный, высокий, с опущенными плечами.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (ему). Инспекторов видел?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Не успел… На объекте был.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. На объекте?.. Чего там такое?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. ЧП.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. ЧП? Ети твою мать! Тут проверяльщики, а у них ЧП… Что там?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Стена обрушилась.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Какого хрена?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ (пожимая плечами). Обрушилась.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А этот?.. Что говорит?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Прораб?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А кто ж еще?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Разберемся, говорит…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Мудак! Я с ним разберусь… Где он?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Там сидит. Всю ночь с бригадой… Восстанавливают.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Восстанавливают… Вот сволочь!.. Под монастырь подвел… Как в рапорте будешь объяснять?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Посмотрим… Чего он там напишет, в объяснительной…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Контра проклятая… Теперь, выходит, по нашей рекомендации пятьдесят восьмую статью допустили к руководству важным объектом… Тварь! В общем, по уши мы с тобой в говне.
КОМЕНДАНТ. Так восстановят же…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. А ты не лезь, куда не спрашивают… Ты, между прочим, за него просил… Помнишь?
КОМЕНДАНТ. Не то чтобы просил… Как вариант. Строитель вроде…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Вроде… У тещи в огороде.
Через двор идет Семенова, с ведром в руке. Из-за нелепого, не по росту, бушлата не сразу разглядишь, молода ли она, хороша собой, или, наоборот, стара и некрасива.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (тотчас заметив заключенную). А ну, ко мне!
СЕМЕНОВА (подходя, торопливо). Семенова, пятьдесят восемь, десять.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Почему не на работе?
СЕМЕНОВА. Я тут… (Показывает на ведро.) Баня…
КОМЕНДАНТ. Она в наряде. Баню драют…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Ну так пусть драит! Какого хера она тут разгуливает?
КОМЕНДАНТ. Она рапорт подала… Образование у нее… Медсестра…
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Да, есть такой рапорт.
СЕМЕНОВА. Медучилище…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да насрать я хотел на твое училище!.. (Смотрит на Коменданта.) Опять протекции строишь… Мало тебе этого прораба?..
КОМЕНДАНТ. Так ведь она по медицинской части… Я думал…
Появляются Петров и Сидоров.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да иди ты!.. Думал он… Все норовят в придурки пролезть… А работать кому?.. (Семеновой.) Пошла отсюда! Бегом! Пока я тебя в ШИЗО не закатал…
Семенова пятится и, уходя, едва не налетает на Петрова. Тот провожает ее взглядом.
СИДОРОВ. Здорово, мужики!
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (осторожно). Здравствуйте, товарищи…
СИДОРОВ. Что за шум? А драка где? Похоже, гостей не ждете?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Как не ждем? Давно ждем, товарищ… лейтенант… госбезпснсти… (Петрову.) Товарищ капитан… госбезпснсти…
ПЕТРОВ. Капитан Петров.
СИДОРОВ. А я – Сидоров. Прошу нас любить и жаловать.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Да мы… с удовольствием… товарищ лейтенант… товарищ капитан… госбезпснсти…
СИДОРОВ. А кто у вас оперуполномоченный? Кто у нас тут куманек?.. Дай-ка угадаю… (Оперуполномоченному.) Ты?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Так точно.
СИДОРОВ. Понял. Ладно, потолкуем еще.
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ (Петрову). Товарищ капитан… госбезпснсти… Какие распоряжения?
ПЕТРОВ. Распоряжения?
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. По линии, так сказать, инспекции… Или, может, отдохнуть с дороги… Обед, банька?..
ПЕТРОВ. Банька – это хорошо… Но для начала пойдемте-ка побеседуем…
НАЧАЛЬНИК ЛАГЕРЯ. Как прикажете… Может, в штабе?
Петров и Начальник лагеря уходят в штабной барак.
СИДОРОВ (подходя к почтовому ящику). Для жалоб?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Для жалоб.
СИДОРОВ (заглядывая в щель ящика). Ну и много жалуются?
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Бывает.
СИДОРОВ. Пломба на месте?.. Ну, а баньку-то надо приготовить… (Коменданту.) Ты, что ли, здесь по хозяйственной части?
КОМЕНДАНТ. Я.
СИДОРОВ. Сразу видно.
ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ. По ряшке?
СИДОРОВ. По здоровому цвету лица… Что там с обедом?
КОМЕНДАНТ. Все в порядке, товарищ лейтенант… госбезпснсти…
СИДОРОВ. По норме?
КОМЕНДАНТ. А как же, товарищ лейтенант… госбезпснсти… У нас все по норме.
СИДОРОВ. Все? Ну-ну… Ладно, тогда свободен.
Гур Корен
ИНВАЛИДЫ, перевод с иврита Марьяна Беленького
Трагикомедия, пьеса иностранного автора, 7 мужских ролей, 5 женских
Пьеса для молодежного театра, театра драмы и комедии
Семейка бандитов и контрабандистов пыатется переправить груз кокаина в Македонию. Сын главы семейства знакомится с группой “людей с особыми потребностями”, а попросту – инвалидов и умственно отсталых, которые ставят “Ромео и Джульетту”, и как раз собираются в Македонию на международный фестиваль…. С ними то в самый раз отправить товар, ну кто их будет проверять…Однако, сын главы контрабандистов влюбляется в актрису….
Картина 1
“Чтоб сдох тот, кто придумал этот Технический университет”.
Салон для невест “Вера”. Вера работает над заказом. Цуриэль чего-то на своем мобильнике. На стене – портрет вериного папы.
Радио: Переходим к новостям культуры. Минфин заявил об очередных бюджетных сокрашениях. Средства будут уменьшены, в первую очередь, министерствам культуры и соцобеспечения. Это означает сокращение дотаций театрам и учреждениям под патронажем минсобеса. С нами на линии – пресс-секретарь Национального театра…
У Цуриэля звонит мобильник.
Тувье: Ну, что там?
Цуриэль: Да все нормально, папа.
Тувье: Что нормально? Чего он трезвонит? Случилось что?
Цуриэль: Да все нормально. Согласно аппликации, самолет вошел в пространство над Македонией.
Снова звонок
Тувье: Ну, а теперь что?
Цуриэль. Триангуляция изменилась. Ищем новые точки А, B ,C. Это простейший алгоритм для mobile ias.
Вера: Ты как с родителями разговариваешь? Разве я тебя этому учила?
Цуриэль: Как это “как”? Обыкновенно. Слушай, у меня сейчас нет времени на объяснения.
Тиран: Цури, я же не только ваш охранник. Я вижу все со стороны. Так с родителями не разговаривают.
Цуриэль: Объясняю популярно, для непонятливых. В пакет с материалом я вмонтировал миниатюрный спутниковый передатчик, который работает как GPS. Поняли?
Тиран: Поняли.
Цуриэль: Ну вот, мы получаем точные координаты материала прямо из пуза сабжекта. Что тут непонятного?
Вера: Так ты ему в пузо, кроме двух кило кокаина, впихнул спутниковую тарелку?
Цуриэль: Мама, я же не учу тебя как шить свадебные платья. Ты же говорила, что ты не в этом деле.
Вера: Я не в деле, но я хочу знать – кого вы послали, что вы ему впихнули в живот.
Тувье: Ладно, Вера, на нашего гения можно положиться. Он же у нас специалист по хайтеку.
Вера: Хайтек… Мой папа заворачивал материал в газетку, клал в портфель, давал курьеру, и говорил “Счастливого пути!”. Вот и весь хайтек. Слава богу, жили и горя не знали.
Цуриэль: Чтобы завернуть два кило кокаина в газету, не надо было знимать меня с занятий посреди семестра.
Вера: Сыночка, ты таки очень умный, но твой дедушка тоже был не дурак. Мы с ним жили и горя не знали без всяких хайтеков.
Цуриэль: Я ничего не имею против дедушки. Но вы меня сняли с занятий, потому что “папа сам не справляется”.
Тувье: Как это “сам не справляется”?
Звонит телефон
Вера: Салон свадебных платьев “Вера” слушает. Мы всегда к вашим услугам.
Тувье: Вот нашла время для платьев.
Вера: Ты бы предпочел выписывать счета на фирму “Тувье, экспорт кокаина ООО”? …Алло… ну конечно приходите, я вас жду. Я вам добавила вышивку жемчугом, увеличила вырез… Нет, ну куда уж больше… Это же свадьба, а не пляж. Да, да… и маме привет… в добрый час….
Цуриэль: мама, у нас пять минут до посадки, а у тебя вырезы…
Вера: Это платье для невесты Гиля Кашри из твоего класса. Тебе бы, кстати, тоже уже не мешало бы… Вот Гили уже…
Цуриэль: Скажи ей ,что половину стоимости платья я оплачиваю. Это мой свадебный подарок.
Вера: С чего это вдруг? Это же 2500 долларов.
Звонок
Тувье: Ну что там?
Цуриэль: Сели. Прошли времена дедушки. Сегодня надо использовать методы хайтека.
Вера: Хайтек хайтеком, а в нашем деле надо, прежде всего, быть настоящим мужчиной. А что говорил покойный дедушка? Настоящий мужчина должен познать женщину и убрать человека. И для того и для другого пока аппликаций не придумали.
Цуриэль: “Убрать” человека – не проблема. Это как забросить материал в Македонию. Но если для того, чтобы вести наши дела, мне придется жениться – передай папе, пусть ищет другого наследника.
Вера: А что? Почему бы тебе и не жениться? Ты таки не ахти какой красавец, но это не значит брать какую нибудь замарашку. Ты что, инвалид? Слава богу, все на месте.
Тувье: Цури, послушай маму, она тебе плохого не желает. “И да прилепится мужчина к женщине и будут как одна плоть”. По- моему, это Черчилль сказал. Умный был человек.
Ну кем бы я был без Веры?
Вера: Вот, учись у родного отца – что такое настоящая любовь.
Цуриэль: Эта ваша “любовь” – не что иное как физиологическая реакция организма на внешние раздражители. “Любовь” – это гормон ферромон, ускоряющий метаболические процессы в организме.
Вера: Чтоб сдох тот, кто придумал все эти технические университеты.
Тувье: Женушка дорогая! А что если нам сходить чего-нибудь поесть перед ответственным мероприятием? Возьмем нашего сына единоутробного, захватим также эволюционное чудо по имени Тиран.
Тиран: Можно в шашлычную Рацона сходить.
Цуриэль: Я вегетарианец.
Тиран: Возьмешь курицу.
Вера: Ага, я тоже с голоду помираю. Вот только позвоню моей невесте, чтоб пришла на час позже.
Тиран: А мне что взять? Телятину или баранину?
Тувье: Да ладно – телятина, баранина, я плачу. У нас, слава богу, вот-вот будет пару миллиончиков на карманные расходы. Кстати, что там в Македо….
Звонок
Тувье: Ну, что там? Он уже сошел?
Вера: Скажи своей аппликации, пусть он нам факс пришлет, когда выйдет в город.
Цуриэль: Что-то там не ладно.
Вера (набирает номер): Что-то моя невеста не отвечает.
Тиран: Может, мне индюшку взять?
Цуриэль: Тихо вы! Там что-то в самолете случилось. Нет связи. Аппликация не работает.
Тувье: Если, не дай бог, что-то с самолетом, по радио скажут.
Тиран включает радио
Диктор: Мы вынуждены прервать нашу передачу, есть срочное сообщение из Македонии. В пассажирском самолете, который только что приземлился в аэропорту Скопле, скоропостижно скончался израильтянин по имени Гиль Кашри.
Вера роняет платье
Причина смерти – разрыв двух пакетов кокаина, которые находились у покойника в желудке. Полиция сообщает, что в желудке покойного находился также спутниковый передатчик… мы продолжим сообщения с места события по мере поступления новостей.
Выключают радио. Пауза
Вера: Так вы послали Гили Кашри?
Тиран: Да упокоится с миром душа его.
Вера: Ну причем тут Гили Кашри к вашему бизнесу?
Тувье: Свадьба – дело дорогое. Одно платье 2500 долларов.
Звонок
Цуриэль: Это наш клиент из Македонии.
Тувье: Скажи, что посылка задерживается.
Вера: До когда? До воскрешения мертвых? Ты же убил его. 2500 долл. коту под хвост.
Тувье? Вот еще! Опять я виноват. Разве он принес мне справку, что у него повышенная чувствительность к кокаину?
Цуриэль: Алло!
Вера: Тоже мне проблема. Доставить наркотики в Македонию. Мой папа с этим справлялся на раз.
Цуриэль: Алло, у нас тут небольшая проблема возникла…
Вера: Ты уже два года пытаешься забросить этот несчастный кокаин в эту несчастную страну.
Цуриэль: Да, боюсь что не получится.
Вера: Прагу ты завалил, Будапешт завалил, у нас теперь только Македония и осталась.
Цуриэль:Да, конечно, вы правы.
Вера Сколько мы уже потеряли на твоих экспериментах? Два миллиона?
Тувье: Полтора.
Вера: Для этого надо было так долго учиться? Триангуляции эти. И все лишь для того, чтобы засунуть моему клиенту в пузо два кило кокаина и этот спутник.
Тиран: Царство ему небесное.
Цуриэль: Это досадное недоразумение. Я все просчитал. Наверно, Кашри съел что-нибудь кислое, это повысило кислотность желудка. Алло.. да, мы вам все компенсируем.
Вера: Неужели так сложно забросить наркотики в Македонию?
Цуриэль: По- видимому, у этих македонцев есть подсознательное сопротивление, когда им пытаются наркотики забросить.
Вера: а почему людей моего папы никогда не ловили? И все проходило гладко.
Тувье: Тогда не было приборов, собак…
Цуриэль: Клиент бросил трубку. Не хочет больше с нами работать.
Тувье: Скажи, что я ему прекрасный материал посылаю.
Цуриэль: Куда там! Он даже слушать не хочет.
Тувье: Я дам ему скидку.
Вера: Мой папа никогда никому скидок не делал.
Тувье: Скажи ему, что я даю два кило за…
Цуриэль: Он хочет 5.
Вера: Где мы возьмем 5?
Тувье: Скажи ему, через три недели.
Вера: 5 кило – это две отправки минимум.
Тувье: Через три недели.
Цуриэль: Он дает нам 10 дней.
Вера: А где мы возьмем деньги на 5 кило?
Тувье: Он нам даст аванс.
Цуриэль: Нет, он говорит – никакого аванса.
Вера: Ладно, Тувье, это не для тебя. Оставь это дело. Скажи ему, что ты отказываешься.
Пауза
Тувье: Скажи, что я согласен, черт с ним. Скажи, что я ссуду возьму.
Тиран: Так нельзя говорить, он может обидеться.
Цуриэль: Он говорит, что если и на этот раз не получится, он начнет работать с Гариани.
Цуриэль отключается от разговора. Пауза.
Вера: Давай передадим это дело Гариани!
Цуриэль: Да ладно, мать. Давайте обмозгуем это дело.
Вера: Вот я и мозгую. Гариани- наш коллега. Причем, более успешный. Его материал не находят, его люди не умирают в самолете с кокаином в пузе. Может, он убрал моего папу, но он все-таки умеет работать.
Тувье: Цуриэль, закажи 5 кило.
Вера: Это не для Тувье. Это не его ремесло.
Цуриэль: Может, раньше подумаем, как мы доставлять будем?
Тувье: Закажи 5 кило!
Вера: В конце концов, ты же не виноват, что мой покойный папа передал тебе этот бизнес.
Цуриэль: Это стоит полмиллиона.
Вера: У моего папы не было столько….
Тувье: Да хватит уже! Твой папа уже, слава богу, в могиле, и теперь я веду бизнес.
Цуриэль дает отбой
Вера :Цури, закажи мне билет. Мне в Македонию по делу, срочно.
Тувье: Вера, я в твой бизнес не лезу, а ты не лезь в мой.
Тиран: Давайте я поеду.
Цуриэль: Отличная кандидатура! Ты же только что отмотал срок за контрабанду наркотиков.
Тиран: Ну и что? Можно подумать? Так что я, не могу сесть в самолет и полететь в Македонию?
Тувье достает пистолет, направляет на Тирана.
Тувье: Тиран, если ты не хочешь, чтобы тебя доставили в шашлычную Рацона на шампуре, заткнись, пожалуйста.
Вера: Мне придется оставить столь приятную компанию. Пойду выразить соболезнование семье безвременно погибшего жениха.
Тувье: Тиран, пойди с ней.
Вера: Тиран, останься. … Тувье, за то, что случилось на Голубином пляже, мы будем расплачиваться всю жизнь…
Цуриэль: А что там случилось?
Вера: Папочку своего спроси. Еще одно успешное дельце провернул. (уходит)
Тувье: Тиран….
Тиран (уходит и тут же возвращается): Так в шашлычную мы уже не идем? (уходит).
Цуриэль: Так что там было на Голубином пляже?
Тувье: Да ладно тебе.
Цуриэль: Ну ладно так ладно. У меня есть план, как доставить материал.
Тувье: Отстань. Мне твой план обошелся в полмиллиона!
Цуриэль уходит.
Тувье (смотрит на портрет тестя): Папа, какие есть идеи? В смысле помощи…
Снаружи звучит сирена.
Тувье: Понял, спасибо.
Стук в дверь
Тувье: Входите!
Входят Надив и Кахане
Кахане: Добрый день! Мы – члены театральной группы “Воплощение мечты”. Это театр для людей с ограниченными возможностями. И мы вот ходим по нашему району, просим помощи.
Тувье: Там что, полицейская машина на улице?
Надив: Вы что-то спросили? Я по губам читаю. Когда разговариваете со мной, смотрите на меня.
Тувье: Полиция! Вы видели полицию?
Надив: При чем здесь полиция? Мы собираем пожертвования.
Кахане: Добрый день! Мы – члены театральной группы “Воплощение мечты”. Это театр для людей с ограниченными возможностями. И мы вот ходим по нашему району, просим помощи.
Тувье: Вы сильно не вовремя.
Кахане: Мы участвуем с нашим спектаклем в международном фестивале для людей с ограничениями.
Тувье: Вам деньги нужны?
Надив: Вы дайте ему закончить, он же напамять выучил.
Тувье: Ну, давай.
Кахане: Добрый день! Мы – члены театральной группы “Воплощение мечты”. Это театр для людей с ограниченными возможностями. И мы вот ходим по нашему району, просим помощи.Мы участвуем с нашим спектаклем в международном фестивале для людей с ограничениями. Но из-за бюджетных сокращений, минсобес не получил для нас денег. Пожалуйста, сколько сможете.
Тувье (достает охапку денег) Вот вам, и будьте здоровы!
Кахане: Мы обращаемся к вам с просьбой помочь нам поехать на фестиваль…
Надив: Тысяча шекелей! У нас нет таких квитанций.
Тувье: Да ладно, не нужно. Идите уже.
Лев ТИМОФЕЕВ
ОЖИДАНИЕ ЗВОНКА
Драма в 2-х действиях, 1 мужская роль, 1 женская роль.
Начало 80-х годов прошлого века. Сложные взаимоотношения в семье советского журналиста, уволенного из редакции за свои смелые публикации и живущего в ожидании возможного ареста.
Пьеса принята к постановке в московском театре «У Никитских ворот» (Реж. Марк Розовский). Премьера в июне 2015 г.
***
Она. Я знаю… обсуждали… Дай еще сигарету… Какая ясность, логика, талант. Как все раскрыл, обнажил, предъявил. Показал преступления власти… А мы?.. Нам жить под этой властью. Детей растить. Ты можешь что-то изменить? Кому чего ты доказал?.. Ребята приходили, выпивали, восхищались… «Многоуважаемый буфет» написал нечто гениальное… Ну, повосхищались, пообсуждали, сколько тебе влепят — и все, не ходят. Всего-то через площадь перейти… но нет, предпочитают держаться подальше.
Он. Ну не надо, дружок. Все будет хорошо.
Она. Дай же сигарету… Будет? Когда? Потом? Ничего не будет. Будущего не стало.
Он. Ну, зачем ты так? Мои книги — это ваше будущее. Пойми, если меня посадят, там, за границей, это привлечет внимание к моей книге… Вы будете хорошо жить, будете прекрасно обеспечены — ведь есть же каналы помощи, приходят посылки, люди оттуда приезжают… Ведь можно же…
Она. Как ты можешь высчитывать? Не думай, что нам будет хорошо. Ты не имеешь права так думать. Мы подохнем, и ты идешь на это. Каждый человек, который решается идти против власти, должен понять, что он жертвует семьей. И ты должен идти на это сознательно: может быть, тогда ты что-то поймешь.
***
Он. Знакомая философия: Лао Цзы в переводе Льва Толстого, твоя любимая книга «О пользе ничего-не-деланья», так она называется?… Мы живем на гроши, но сегодня утром, уходя, я вынул из холодильника и отнес на помойку протухших продуктов рублей на десять.
Она. О, посчитал ведь! Как же я тебя ненавижу, демагог проклятый.
Он. Правильно. Такая жизнь не дает и не может дать человеку удовлетворения. Ты злишься и срываешь зло на мне, на дочерях… Я тебе вот что скажу: ты перестань срывать злобу на ребенке. Ты зачем каждый день лупишь Дашку?
Она. Заткни свое хайло! Это не твое собачье дело…
Он. Нет, мое. Девочка ходит постоянно в слезах… Я тебя предупреждаю, если ты при мне еще хоть раз до нее пальцем дотронешься…
Она. Замолчи, подонок!.. Пожалел, а?! Кто устроил всю эту жизнь? Пожалел, скотина.. Так же ты и меня в постели жалеешь…
(Пытается дать пощечину, но Он ловит ее руку.)
Он. (явно напуган). Что это, дружок, с тобой… Ты успокойся…
Она. Отпусти мои руки.
Он. Я не позволю тебе драться.
Она. Мерзость, мерзость…
Он. До чего же ты все-таки ничтожество. Тебе надо постоянно топтать всех вокруг — только тогда ты чувствуешь себя человеком.
Она. Да, я ничтожество… Это ты десять лет делал меня ничтожеством… Пусти, насильник, пусти, животное… Теперь растяни меня здесь и изнасилуй — это на тебя похоже… Ну, пусти, я успокоилась… Ты видишь, я спокойна. Пусти, мне больно.
Он. Я не хочу находиться с тобой в одном помещении. (Собирается уйти.)
Она. Иди, иди, и пусть они тебя прикончат в парадном!
Звонок в дверь. Оба замирают.
Она. Звонят. Иди, открывай.
Он (шепотом), Сиди тихо. Нас нету дома.
Оба садятся. Снова настойчивый звонок и стук в дверь.
Она. Не валяй дурака. Не хватало, чтобы они дверь сломали. Я пойду открою.
Он. Сиди. Они ко мне – я и открою. (Громким шепотом.) Рукопись! (Уходит.)
Она. Рукопись… рукопись… рукопись. (Кладет рукопись на кресло, накрывает ковриком и садится на нее.)
Он (возвращается, смеется). Сосед сверху в дребадан пьяный, пришел сигарет просить. Гости ушли и все сигареты унесли. Я говорю, ты на часы посмотри… А гости и часы унесли…
***
Он. В общем, с понедельника жизнь меняется: я выхожу на работу в должности зама главного…
Она. Как это?
Он. Ну что… Пришел… Сперва просто посидели, так, хорошо поговорили, душевно. Старик все понимает. Мы 15 лет вместе проработали… Все понимает… Потом он при мне позвонил по «вертушке» (жест пальцем в потолок)… Не знаю, с кем он говорил, но мне сказал, что там приняли это с удовлетворением. Понимаешь, никакой кровожадности, оказывается, никто не хочет скандала… Конечно, что сделано, то сделано. Книга вышла. Надо будет только сказать, что на Западе ее издали против моей воли.
Она. Кому сказать? Когда сказать? Но это же не так! Ты сам переправлял ее. Сам давал добро…
Он. И все-таки надо сказать, как просят… ничего не поделаешь, таковы правила игры. Теперь рукопись второй книги… Кстати, они о ней уже все знают и у них копия есть… Эту рукопись как бы сдаем на вечное хранение в архив…
Она. В архив КГБ?
Он. Ну, вроде того… Что еще? Самое главное: уже в субботу утром запись в Останкино. Торопятся успеть перед Пленумом ЦК. В этом смысле все очень удачно, очень удачное время: Пленум. Эфир в субботу же вечером по Первому. Что говорить, можно голову не ломать – дадут перед записью, прочитаю… Ну, и все, мы свободные люди.
Она. Даже уже кое-что сделал… Нет, нет, нет!
Он. Да, да, да. Кстати, Ферапонтыч тебе привет передавал. На следующей неделе все ребята к нам собираются – мое возвращение отпраздновать. «Многоуважаемый буфет» и все такое…
Она. Ну нет же, ты все врешь. Как это? Вдруг… Не верю
Он. Позвони Ферапонтычу, телефон редакции, поди, не забыла? Номер приемной – 2-12-33. Скажи, что ты – моя жена, тебя соединят.
Она. Ну-ка… Господи, не может быть! (Набирает номер.) Василия Ферапонтовича, пожалуйста…. Спасибо…(Кладет трубку.) Уехал в ЦК, будет завтра.
Он. Небось, поехал утрясать мое дело… Позвони ребятам в секретариат, они в курсе.
Она. Никому я звонить не буду… Какой позор! До какого позора я дожила!.. Никак… Что ты натворил? Что ты натворил? Как жить – не знаю…
ПЬЕСЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ И РОДИТЕЛЕЙ
Валентин АФОНИН
МЫМРЁНОК или ЗДРАВСТВУЙ, ЧУДО В ПЕРЬЯХ!
Весёлая фантазия для детей и родителей в 2-х действиях, 2 мужские роли, 2 женские (возможны варианты).
Обаятельный сорванец, поначалу капризный и своенравный Мымрёнок разобиделся на родителей, ушёл от них в лесную глушь и, конечно, заблудился в трёх соснах. Но тут, на счастье, появилось Чудо в перьях и привело заблудшего домой, попутно научив уму-разуму и малыша, и его простодушных родителей-домоседов. Персонажи новые, небывалые: вроде бы не звери и не птицы, однако вроде и не люди. Театрам предоставляется возможность оригинального художественного решения.
Пьеса поставлена в Московском областном Театре Юного Зрителя, в драмтеатрах Белгорода, Воронежа, Иркутска, Ижевска, Кирова, Нижнего Новгорода, Пензы, Санкт-Петербурга, Таганрога, Тольятти, Кургана, Орска, Бийска, Димитровграда, Уссурийска, Златоуста, Владикавказа, Мурманска, Минска, Днепропетровска, Одессы, в кукольных театрах (Курск, Брянск, Екатеринбург, Самара, Оренбург, Москва), – всего более восьмидесяти оригинальных постановок.
Опубликована в журнале “Современная драматургия” и на сайте СП Москвы.
Переведена на удмуртский, башкирский, чувашский, белорусский, украинский и японский языки.
Автор – лауреат Всероссийского конкурса драматургов “Мы дети твои, Россия!” (за пьесу “Мымрёнок”), член СП Москвы.
***
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. …А теперь скажи мне, пожалуйста, почему ты ночуешь в лесу один, без родителей?
МЫМРЁНОК (вспомнив о грустном). А! Я ушёл от них.
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Ка-ак?! Ушёл от родителей? А почему?
МЫМРЁНОК. А!.. Надоело слушаться. Слушаешься, слушаешься, кашей объедаешься. А им всё не так, недовольны! Конфеты завалящей не допросишься!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Постой, постой, Мымрёнок. Где же это видано, чтобы родители были недовольны хорошим аппетитом у своего ребёнка? Ты не напутал ли чего случайно? Только честно, пожалуйста. Пока в твоих глазах не появились… квадратики!
МЫМРЁНОК (испуганно). А что, когда нечестно, появляются квадратики в глазах?
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Конечно! И даже ромбики! Но это когда слишком завираются.
МЫМРЁНОК. А я ещё не слишком? (Показывает глаза.)
ЧУДО В ПЕРЬЯХ (взглянув, огорчённо). О-о-о!.. А впрочем, ты сейчас исправишься! Итак?..
МЫМРЁНОК (боязливо). Вообще-то, если честно… ну, в общем, если очень-очень честно… то я не всегда их слушался. И кашу – не всегда. (Заплакал.) Но пускай он не дерётся-а-а!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ (успокаивая). Тихо-тихо-тихо! Кто дерётся?
МЫМРЁНОК. Фаза, вот кто!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. А кто такой фаза?
МЫМРЁНОК. Родитель!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Ах, вот как! И что, он сильно дерётся?
МЫМРЁНОК. Ещё как сильно! Он меня нашлёпал целых три раза!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. По воспитательному месту?!
МЫМРЁНОК (подумав). Да нет, вот по этому. (Показал.)
ЧУДО В ПЕРЬЯХ (радостно). Так это же оно и есть, воспитательное место! (С пониманием.) А больно было?
МЫМРЁНОК. Да нет, не очень. Но знаешь, как обидно!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Бедный, бедный Мымрёнок! Выходит, у тебя трудное детство?
МЫМРЁНОК. Очень трудное!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Сочувствую. Но, может, я смогу тебе помочь? Ты, кстати, кто, не припомню: зверь или птица?
МЫМРЁНОК (удивлённо). А я не знаю.
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Тогда скажи мне, кто твои родители, и я скажу тебе, кто ты такой!
МЫМРЁНОК. Родители? Фаза и маза.
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Ну вот, опять фаза. А ещё и маза?.. (И вдруг – догадка.) А-а! Ду ю спик инглиш?
МЫМРЁНОК (в недоумении). Ноу!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Шпрехен зи дойч?
МЫМРЁНОК. Не-а!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Нихонго ханасера?
МЫМРЁНОК. Чего?
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. По-японски говоришь?
МЫМРЁНОК. А-а! Не знаю, не пробовал!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. А фаза-маза по-каковски?
МЫМРЁНОК. Тоже не знаю.
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Похоже на английский. Фаза энд маза, да-да! По-немецки – фатэр, мутэр. По-японски – чичи, хаха!
МЫМРЁНОК (смеётся). Ха-ха!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. А по-нашему – папа и мама!
МЫМРЁНОК (удивлённо). Как-как по-нашему?
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Папа и мама. Просто и ясно. И зачем тебе какие фаза и маза, когда у тебя есть родные папа и мама?!
МЫМРЁНОК (в восторге). Папа и мама!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Просто и ясно! А теперь скажи мне, пожалуйста, кто твои папа и мама? Звери или птицы?
МЫМРЁНОК (опять удивлён и озадачен). А я не знаю.
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Так-так. Тогда давай – логически. У Слонёнка родители кто?
МЫМРЁНОК. Не знаю.
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Папа – слон. А мама?..
МЫМРЁНОК (крутит головой). Не знаю!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Слониха, запомни! Другой пример: у Котёнка папа – кот. А мама?..
МЫМРЁНОК. Котиха!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. А вот и нет! У Котёнка папа кот, а мама – кошка!
МЫМРЁНОК. А, да! Я забыл! Кот и кошка!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Так, пошли дальше. У Цыплёнка папа петух: ко-ко-ко! (Прошлось петухом.) А мама?..
МЫМРЁНОК. Петушка!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Да нет же, Мымрёнок! Ты раньше подумай, а после говори. Ну, давай ещё разок. У Цыплёнка папа – петух. А мама?.. (Подсказывает.) Ку?..
МЫМРЁНОК. Кукушка!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Нет! Кукушка – мама Кукушонка! А у Петушонка… ой!.. Извини, пожалуйста! У Цыплёнка мама – ку… курица!
МЫМРЁНОК. Кукурица!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Да не кукурица, а просто курица!
МЫМРЁНОК (огорчился). Ну, просто курица.
ЧУДО В ПЕРЬЯХ (успокаивая). Ну, хорошо, это было сложно. А вот простой пример. У Козлёнка папа кто?
МЫМРЁНОК. Козёл!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Гений!
МЫМРЁНОК. А, да, у Козлёнка папа гений!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Да нет, Мымрёнок. Это мне вдруг показалось, что ты у нас гений, молодой да ранний.
МЫМРЁНОК. А что такое гений?
ЧУДО В ПЕРЬЯХ. Гений – это не что такое. Гений – это кто такое. Кто-то очень-очень умный. (Скромно оправило оперенье.)
МЫМРЁНОК (радостно). Ты?!
ЧУДО В ПЕРЬЯХ (польщённо). Это неважно…
Керен КЛИМОВСКИ
ДЫНЯ
Лирическая комедия для подростков и их родителей, 2 женские роли, 1 мужская
20-летней Дине снится сон о своих родителях, которые давно развелись. Мама и Папа Дины сидят на высоком дереве, спорят, ссорятся, кидают друг в друга орехами. А Дина становится то семилетней Диной, то… дыней. Да, дыней, ведь дыни – сладкие, сочные, глупые и ни за что не отвечают. Пережив и прожив заново свою детскую травму от развода родителей, Дина, наконец, прощает и родителям и себе и понимает, что любой опыт прежде всего учит пониманию и любви. Стремительная, напоминающая по своей логике сон пьеса – смесь острого гротеска и доброго, лирического юмора и подходит, как для подростков, так и для их родителей.
***
На сцене – большое ореховое дерево. На разных ветках, сидят МAМА и ПАПА – большие куклы или актеры, которыx не отличишь от кукол. На Маме юбка до пят, в руках – зеленый зонтик. Папа в очках, ручка и блокнот наготове.
ПАПА. Что я говорил! Она выросла дыней, нахалка! А я так надеялся, что станет тыквой!
МАМА. Бред! Тогда уж лучше баклажаном!
ПАПА. Ну вот, она ни то, ни другое. Взбунтовалась! Надеюсь, ты счастлива?
МАМА. Это ты виноват. Плохо поливал, когда она с тобой оставалась.
ПАПА. По крайней мере, я не прятал ее от солнца!
МАМА. У меня не было выбора! Она слишком к нему тянулась, я боялась, что она его проглотит!
Внизу в луче прожектора появляется ДИНА. Лет 20-ти. Одета в легкую пижаму.
ДИНА. Что вы несете? Какая дыня?! А если и дыня, ну и что? Чем плохо?! Сами воспитали! Что выросло, то выросло, что выросло, то выросло!
МАМА. Что выросло, то выросло!
ПАПА. Выросло и подслушивает!
МАМА. Подслушивать – нехорошо!
ДИНА. А встревать без спросу в чужой сон – хорошо?
МАМА (обиженно) Так ты нам не рада? Какая черная неблагодарность!
ПАПА А мы тебя холили, лелеяли, души не чаяли, дынная ты наша девочка!
ДИНА Мне и так всякие кошмары снятся, только вас не хватало! Да еще в таком неприличном виде, на дереве…
ПАПА Подууумаешь, неприличном, не голые же мы тебе приснились…
ДИНА Еще чего!
МАМА А если бы и голые? Для моего возраста у меня восхитительная фигура!
ДИНА Да, да, да, а в моем возрасте ты вообще была неотразима – сто раз уже слышала!
МАМА Грубиянка!
ПАПА Она не хотела…
МАМА Вечно ее оправдываешь!
ДИНА Да вы чего? Я уже давно одна живу!
МАМА Не удивительно, что пожив у тебя, она совсем распускается…
ДИНА Ну конечно, маразм – не оргазм…
МАМА Кажется, дождь собирается… (Открывает зонтик.)
ПАПА Я ее оправдываю?! Интересно, кто ее избаловал! Вот у меня «нет» – это «нет». Надеюсь, у нее мой твердый характер. (Записывает в блокноте, бормоча) «Мой твердый характер…»
МАМА Если ты имеешь в виду ее ослиное упрямство…
ПАПА Тебя послушать, так все хорошее у нее от тебя, а все плохое – от меня.
МАМА Но это же очевидно!
ДИНА Может, хватит?!
ПАПА По крайней мере, длинные ноги – от меня. С этим не поспоришь. (Записывает, бормочет.) «Длинные ноги – от меня…» Где же твой дождь?
МАМА Теперь я виновата, что нет дождя? Убей меня!
ПАПА В любом случае, длинные ноги – от меня!
МАМА (обиженно) Ты прекрасно знаешь, что пропорционально росту у меня очень длинные ноги! (Задирает юбку и демонстрирует ноги. Зонтик выскальзывает из ее рук и падает на землю).
ПАПА (раздраженно) Как же я забыл! Ты верх совершенства!
ДИНА Начинается!
МАМА (срывает орех и бросает в Папу) Как ты смеешь? Ты когда-то любил меня!
ДИНА Вспомнила!..
ПАПА (срывает орех и бросает в Маму) А ты любила меня!
ДИНА Cейчас расплачусь!..
МАМА И ПАПА (бросают по ореху в Дину) Молчать, когда взрослые ссорятся!
МАМА (бросает орех в Папу) Да, любила: дура была!
ДИНА Тоже мне взрослые!..
ПАПА (срывает орех, но не бросает) А я ни о чем не жалею. (Торжественно и проникновенно) У меня от тебя дочка.
МАМА Это у меня от тебя дочка!
ПАПА Тебе лишь бы поспорить!
ДИНА Еще немножко, и я вас отсюда выгоню!
МАМА Нуууу, от нас так легко не отделаешься!
<…>
МАМА Присоединяйся, Дынечка! Авось не скатишься…
ДИНА Нет уж, спасибо! Может наоборот, вы… это самое… спуститесь на землю?
МАМА Ни-за-что!
ПАПА Хорошо сидим.
МАМА Но ты, конечно, занял лучшую ветку! Как всегда, думаешь только о себе…
ПАПА А может, я считал, что беру худшую? Вечно ты за всех все знаешь!..
ДИНА Ну вот! А я только подумала – мир…
ПАПА Ха!
МАМА Надежды девушек питают…
ДИНА Как насчет временной передышки?
ПАПА Уже была!
МАМА И сплыла! Время отдыхать и время скандалить…
ПАПА Твоей маме много не надо, она, как пионер: всегда готова…
МАМА А твоему папе…
ДИНА Хватит! Вы же давно развелись!..
ПАПА После развода все только начинается…
ДИНА Меня это не колышет! Я вообще о разводе ничего не помню!
ПАПА Ты ведь уже была большая.
МАМА еще была маленькая.
ПАПА Тебе было целых семь лет.
МАМА только семь лет.
ДИНА А там и помнить нечего: скука и бредятина!
ПАПА Вытеснение…
МАМА Типичное…
ПАПА По дедушке Ф.
МАМА Ну не по бабушке же!
ПАПА Бедная девочка!
МАМА Бедная Дынечка!
ПАПА Впрочем, любой опыт обогащает…
ДИНА Я только одно хорошо помню.
МАМА И ПАПА Что?!
ДИНА Книжки.
Сверху на сцену опускается груда книг. Дина разбирает книги и отбрасывает их по одной то влево, то вправо, по мере того, как Мама и Папа их делят.
ПАПА Шопенгауэра не трожь!
МАМА Руки прочь от Ницще!
ПАПА О Брехте и не думай!
МАМА Лермонтова – через мой труп!
ПАПА А Стендаль-то у меня дарственный!
МАМА Джек Лондон – еще от моей прабабушки!
ПАПА Гегель!
МАМА Гоголь!
ПАПА Платон!
МАМА Платонов!
ПАПА Фазиль!
МАМА Искандер!
ДИНА (рвет книгу пополам и бросает одну половину вправо, другую – влево. Внезапно превращается в семилетнюю Дину. Семилетняя Дина – более убежденная в своей взрослости, чем двадцатилетняя. Зажимает руками уши) Если зажать уши, ничего не слышно. Орите себе сколько влезет. Мне то что! У меня есть волшебный пульт, и я выключаю звук. Только рты раскрывают, как рыбы. Вообще, смешно получается. Немое кино. Может, это и есть кино? Или меня испытывают, как в сказке? Надо придумать заклинание… Или подвиг. Ну, не очень большой. Значит так: мама с папой не разведутся если я… если я… получу сто по арифметике, вымою всю посуду ровно за десять минут, успею переодеться раньше, чем кончится эта песня, никогда больше не перейду дорогу на красный свет, откажусь от шоколада, дойду до киоска наступая только на желтые плитки, научусь делать яичницу, пропрыгаю весь вечер на одной ноге, отдам все карманные деньги нищему на перекрестке, сделаю уроки на неделю вперед, заплету себе десять косичек, нет, лучше семь, или тринадцать
… (Медленно убирает руки от ушей)
МАМА Хоть Шекспира мог бы оставить родной дочке!
ПАПА При чем здесь дочка? Ей еще рано.
ДИНА А вот и не рано! А вот и прочла!
ПАПА Что ты прочла, Диночка?
ДИНА Ромео… И Джульетту.
ПАПА И МАМА И что же ты поняла, Диночка?
ДИНА Я поняла… что… они молодцы, что умерли, – все равно потом развелись бы и вопили бы на всю квартиру: “Достоееееевский!”, “Чееееехов!”, как два дурака!
МАМА И ПАПА Дина!
ДИНА (становится опять двадцатилетней) А еще я поняла: ни на что в этом мире нельзя положиться, потому что даже книжки…
МАМА Теряются.
ПАПА Рвутся.
МАМА Забываются.
ПАПА Врут.
ДИНА А твое тело…
ПАПА Стареет.
МАМА Предает тебя.
ПАПА И вообще тебе не принадлежит…
ДИНА А собственная память…
МАМА Играет с тобой в прятки.
ПАПА Морочит голову.
МАМА Отказывает в самый нужный момент.
ДИНА А люди, которых любишь…
ПАПА Забывают.
МАМА Уходят.
ПАПА Исчезают.
МАМА Играют с тобой в прятки – как память…
ДИНА И я тоже могу… Забыть. Уйти. Исчезнуть. Или еще хуже… и не найтись. (Становится семилетней) Мама! Папа! Я поняла, где смерть!..
РУБРИКА О ТЕАТРЕ
О библейском реализме и театральных мирах писателя Фридриха Горенштейна
Статья Юрия Векслера
“… для меня любое литературное произведение драматического жанра — проза”. Фридрих Горенштейн в интервью Джону Глэду (США)
А кто такой этот Горенштейн – спросят многие люди театра, так как фамилию этого писателя, сценариста и драматурга, они, скорее всего, услышат впервые. Речь идет о Фридрихе Горенштейне, родившемся в 1932 году в Киеве, жившем с 1963 по 1980 год в Москве, уехавшем затем в эмиграцию и прожившем более 20 лет в Берлине до своей кончины в 2002 году.
18 марта 2012 года ему исполнилось бы 80 лет.
До своего отъезда из СССР Горенштейн был известен в среде кинематографистов, как автор сценариев нескольких фильмов, в том числе таких ярких, как “Солярис” Андрея Тарковского и “Раба любви” Никиты Михалкова.
Могло ли сложиться иначе с известностью или точнее с неизвестностью Горенштейна на Родине в качестве прозаика и драматурга? Вряд ли. На то есть серьезные причины и они, прежде всего – в новизне содержания текстов, тем, художественных решений и стилей Горенштейна, не вписывавшихся ни в соцреализм, ни в постперестроечные моды на концептуализм и постмодернизм.
Главной новостью творчества Горенштейна было игнорирование всех и всяческих, в том числе и типично советских табу в литературе. И на страницах его романов, повестей и пьес, написанных в 60-е и 70-е годы в СССР без надежды на публикацию, действовали персонажи, каких не знала (потому, что не хотела знать) советская литература и сцена: верующие, сумасшедшие, стукачи, сотрудники КГБ, антисемиты, невидимые в те годы для большинства русские фашисты, а также, как говорили тогда, лица еврейской национальности, среди которых был и посланник Бога Дан, Антихрист (роман “Псалом”).
И еще одна важнейшая особенность – вместо социалистического Горенштейн исповедовал, библейский реализм. Он сказал в интервью:
“– Это из Библии взгляд. Поэтому и был Всемирный потоп и так далее… Моя позиция безусловно отличается от позиции гуманистов. Я считаю, что в основе человека лежит не добро, а зло. В основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла. И это далеко не всегда удается”.
Но невозможность осуществления в СССР в качестве писателя стала очевидной для Горенштейна не сразу. До свертывания командой Брежнева хрущевской перестройки у него еще были надежды и иллюзии.
После успеха его первой и оставшейся единственной до эмиграции публикации рассказа “Дом с башенкой” (журнал “Юность”, 1964) Горенштейна, учившегося на высших сценарных курсах Госкино, стали привлекать к совместной работе кинорежиссеры Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Резо Эсадзе, Али Хамраев. Драматург Виктор Розов пытался “пробить”, как тогда выражались, постановку первой пьесы Горенштейна “Волемир”, заказанной автору Юрием Любимовым для только начинавшейся тогда Таганки. Правда Любимов, прочитавший пьесу, честно признался, что не знает, что с ней делать, и тогда Розов, которому пьеса нравилась, добился ее читки в “Современнике”. Читал по его просьбе Олег Ефремов. Пьеса “дошла” до труппы и должна была вскоре репетироваться. Молодые Олег Табаков, Олег Даль, Андрей Мягков и другие оценили новый для советской сцены легкий абсурдизм, а также новизну героя, напоминавшего князя Мышкина, но в советской жизни. Казалось, первая премьера драматурга Горенштейна близка, однако вскоре “Современнику” в постановке пьесы “Волемир” без особых объяснений начальством было отказано, и пьеса остается непоставленной и поныне.
Премьеры, и притом успешные, у Горенштейна-драматурга все же состоялись, хотя сначала не на Родине, а во Франции, в Париже, но состоялись они спустя четверть века после фиаско с “Волемиром”, когда Горенштейн жил уже в Берлине.
То было счастливое время для находящегося тогда в расцвете сил автора. Мода на Горенштейна во Франции после выхода там романа “Псалом” привела в ряды поклонников писателя президента Франсуа Миттерана, который неоднократно приглашал Горенштейна на приемы в Елисейский дворец.
А в парижских театрах были поставлены спектакли по горенштейновской прозе: “Путь души” по повести “Ступени” в театре L’Atalante (1989, режиссер Жозанн Руссо, пьесу по мотивам повести написал Евгений Лунгин) и “Искупление” в театре Жан-Луи Барро (1992, режиссер Жозанн Руссо). В театре Ариадны Мнушкиной известный режиссер Бернар Собель устроил с актерами публичную читку по ролям пьесы “Бердичев”: читка проходила с успехом, была повторена несколько раз, а затем сыграна на радио.
Почему или вернее за что полюбили Горенштейна во Франции? Я бы сказал за всемирное, за общечеловеческое в его творчестве и за безжалостный, но более внятный для европейцев библейский реализм, “взгляд из библии”.
Вернемся в советские 60-е.
После истории с “Волемиром” в “Современнике” Горенштейн еще 15 лет жил в Москве, но пьес долго не писал и в театры ничего не предлагал. Вскоре после неудачи с “Волемиром” “Новый мир” отклонил его повесть “Зима 53-го года” (тогдашний отзыв ответственного секретаря “Нового мира” Закса: “Шахта, на которой работают вольные люди, изображена куда страшнее, чем лагеря; труд представлен как проклятие; поведение героя — сплошная патология…”). После этого Горенштейн и в журналы до своего отъезда из страны ничего больше не предлагал. Более 10 лет писал в стол, и давал читать тем, кто уже тогда понимал, что имеет дело – ах, не надо бояться этого слова, – с гением. Так думали о Горенштейне Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Леонид Хейфец, Бенедикт Сарнов, и еще несколько читателей его произведений. Узок был этот круг, но его поддержка была для писателя очень важна и помогла написать в Москве может быть самые главные его книги, в частности, явно “непроходимые” при советской власти романы “Псалом” и “Место”, повесть “Искупление” а также две необычные пьесы, о которых речь ниже.
Оставив надежду публиковаться в СССР, Горенштейн писал в буквальном смысле как Бог на душу положит.
Вот последние строки его романа “Псалом” (1975):
“…Поняли люди через знамение – пылающие святой снежной белизной черные лесные деревья, – что после четырех тяжких казней Господних грядет пятая, самая страшная казнь Господня – жажда и голод по Слову Господнему, и только духовный труженик может напомнить о ней миру и спасти от нее мир, напоив и накормив мир Божьим Словом. Тогда поняли они и суть сердечного вопля пророка Исайи:
– О вы, напоминающие о Господе, не умолкайте!”
Отсюда и чуждость творчества Горенштейна советскому литературному истеблишменту. Когда при обсуждении альманаха “Метрополь” (первой попытки литераторов проигнорировать советскую цензуру,1979) в Союзе писателей делались попытки “разводки” участников на “наших” (но заблудившихся) и “ненаших”, то Горенштейн, опубликовавший в альманахе повесть “Ступени”, сразу же попал в ненаши.
Из стенограммы обсуждения альманаха в Союзе писателей:
“Л. Карелин
. … Вот Горенштейн с его ущербными, убогими, физиологическими сочинениями тоже философ буржуазный в своем роде. …Мы пытаемся помочь вам, крупным писателям. Битов — превосходен. Горенштейн? Я его помню. Он начинал в “Юности”. Проза у него слабее битовской. Сильный диалог? Богоискательский диалог. Люди отвратительны. Влияние Зощенко, Булгакова в отвратительной плоскости. Основная мысль: человек, сошедший с ума, духовно возвышается. Цитата: “Пока зрячие заняты распрями, слепорожденные не дремлют”, и про то, что власть — случайна. Может быть, это и отличная литература, но издана она не будет”.
Вскоре Горенштейн уехал из страны. Сначала в Вену, а оттуда в Берлин.
Мой интерес к творчеству Горенштейна начался с пьесы “Бердичев” (1975), которую, напечатанную заграницей, дал мне в 1984 году читать Марк Розовский. Помню впечатление от первых страниц и от главной героини Рахили Капцан. Впечатление… неприятное, так как Горенштейн, описывая с натуры свою тетку, ничего не приукрашивал, и нарисовал ее скорее антипатичной: грубой, необразованной, злоязыкой, всех проклинающей и выгадывающей копейки даже за счет собственной старшей сестры Злоты. Пьеса рассказывает историю послевоенной жизни потерявшей на фронте мужа Рахили, ее семьи и соседей по бердичевскому дому и двору (русских, евреев, украинцев, поляков). Время действия охватывает период более чем в 30 лет.
Но что удивительно: дочитывая пьесу, я неожиданно поймал себя на том, что я как-то незаметно для себя успел эту в чем-то отвратительную Рахиль Капцан… полюбить. Полюбить, несмотря на все ее недостатки… Как сотворил автор со мной это чудо преодоления первого впечатления от человека? Не знаю, но это действительно маленькое художественное чудо. Оно же запрограмированно случится и на будущих спектаклях по “Бердичеву”.
“Бердичев” – это еще и речевой памятник. Теперь так (мешая идиш с русским) уже никто не говорит:
“Рахиль (стоя на балконе, глядя во двор). Гоем шлуген зех…
Злота. Что такое?
Рахиль. Гоем дерутся…
Колька (лейтенанту). Оторвись!
Злота. Вус эйст “оторвись”? Что значит “оторвись”?
Рахиль. Оторвись — эр зол авейген… Чтоб он ушел.
Злота. Ну так пусть он таки уйдет… Пусть он уйдет, так они тоже уйдут…
Рахиль. Ты какая-то малоумная… Как же он уйдет, если они дерутся?..
Злота. Чуть что, она мне говорит — малоумная… Чуть что, она делает меня с болотом наравне…
Рахиль. Ша, Злота… Ой, вэй, там же Виля…
Злота. Виля? Я не могу жить…”
В образе Вили (в этой сцене – подростка) Горенштейн с большой вероятностью изобразил в пьесе самого себя в детстве и юности.
В России и в Израиле были попытки подступиться к этой пьесе. Роман Виктюк в частности, уговаривал Галину Волчек дать ему поставить “Бердичев” с ней в главной роли, но она не решилась. Жаль. Роль Рахили Капцан, однако, такого масштаба, что многим приходила мысль о необходимости актрисы, сравнимой по мощи и масштабу таланта с Фаиной Раневской. Я склонен думать, что Волчек справилась бы и сыграла бы возможно свою главную в жизни роль, ведь за смелого – Бог, но…
Драматург и режиссер Надежда Птушкина недавно рассказала мне, что хочет поставить “Бердичев” в одном из провинциальных театров России, и что она уверена, что актрисы, способные справиться с ролью, есть во многих труппах.
Написанной уже в Берлине пьесе Горенштейна “Детоубийца” (1985) про Петра Первого и царевича Алексея повезло больше – она пока единственная, поставленная в России, где шла в пяти театрах: в Вахтанговском (1991, режиссер Петр Фоменко), а затем в Александринке (режиссер Александр Галибин), в Малом (была также и телеверсия), в Ярославском им.Ф. Волкова и в Красноярском драматическом театре им. Пушкина. Шла успешно в течение многих лет…
Наверное, самой трудной из пьес Горенштейна для сценического воплощения является пьеса “Споры о Достоевском” (1973), где много больших монологов, похожих на научные доклады, и действие во время этих монологов-докладов как бы останавливается. В центре внимания обсуждение в научном издательстве статьи присутствующего автора Эдемского „Атеизм Достоевского”. Главное в воплощении этой пьесы, как мне кажется, это – полный отказ от “четвертой стены”. “Споры о Достоевском” надо играть не на сцене, а на помосте в центре зала в окружении публики, вынося весь диспут о Достоевском на зрителя. Режиссеру, как мне представляется, стоит попробовать “поиграть” и с визуализированным “образом Достоевского”, например, с макетами некоего конкурса на памятник писателю. Необходимо при постановке всевозможными сценическими средствами давать понять и почувствовать зрителю, что каждый герой пьесы видит своего Достоевского. Надо разобраться с личностями самих героев пьесы, с их по формуле Товстоногова “романом жизни”, и тогда словесные баталии по поводу Достоевского обретут необходимую спектаклю важность спора для каждого участника. А чистого театра в пьесе тоже немало – один возмутитель спокойствия националист и антисемит Чернокотов чего стоит…
“Чернокотов (вырываясь из рук Труша и Петрузова). Кончать со мной хочешь? Ты, мужичок, на семитских бульонах растолстевший… Ух, ненавижу… Мучители России… Прав Достоевский, прав… Потому и псов своих на него травите… От жидовства смердит на Руси…
Хомятов (покраснев). Да его в тюрьму… Антисоветчик… Мерзавец… (Грозит пальцем.) Я тобой займусь, антисоветское отродье… Сволочь… Товарищ Вартаньянц, сейчас немедленно составим протокол…
Вартаньянц. Безусловно, совершенно согласен…
П е т р у з о в. Он не в себе, товарищ Хомятов… Болен он… Смотрите, дрожит весь…
Хомятов. Ничего, я его вылечу… Упеку куда Макар телят не гонял…
Чернокотов. Упеки, упеки, бундовец… (Хватает стул с металлическими ножками, поднимает его над головой.) А ну, подходи… Ух, ненавижу…
Вартаньянц (с испуганным лицом). Вера Степановна, где Иван?
Вера Степановна (c испуганным лицом). Я уже послала за ним…
Чернокотов (в злом веселье, вращая стулом). Подходите, твари дрожащие… Я вот он… Я перешагнул… Преступил… Я власть имею… В рожи ваши семитские я кричу, русский я… Какое счастье быть русским во всеуслышание…
Петрузов. В психиатричке дважды он уже лежал… Болен он, приступ у него…”
Тогда, в 1973 году Горенштейн к изумлению своих друзей пророчески утверждал, что Чернокотовых Россия еще увидит. Друзьям не верилось.
В одном из шедевров Горенштейна – повести “Попутчики” театр играет важную роль, и при возможной инсценировке это проявится как своеобразный “театр в театре”. Повесть начинаются так:
“22 июня 1941 года — самый чёрный день в моей жизни. В этот день, в пятом часу утра вернувшись из поездки, я обнаружил в почтовом ящике принесённый почтальоном накануне отказ одного из московских театров принять к постановке мою пьесу “Рубль двадцать”.
Странная фраза эта была произнесена в спальном вагоне поезда № 27, Киев-Здолбунов…”
Фраза предваряет исповедь человека, попутчика рассказчика, и история с пьесой имеет продолжение в самой исповеди, в сценах оккупации немцами Украины.
То, что проза Горенштейна – сценична я знаю и из собственного опыта берлинской постановки для одного берлинского фестиваля спектакля по рассказу “Шампанское с желчью” (2003). В ней тоже был “театр в театре”.
Постановка имела большой успех в Германии, спектакль был сыгран и в Москве в доме еврейской культуры на Никитской, был он также показан и в Челябинске на фестивале камерных театров.
Швейцарская исследовательница творчества Горенштейна Корин Амашер, побывавшая в Берлине на представлении “Шампанского с желчью” в годовщину смерти Горенштейна, написала:
“Вечером 2 марта 2003 года в кинотеатре “Арсенал” на Потсдамерплатц зал полон. В 18 часов здесь начнется спектакль Юрия Векслера по рассказу Горенштейна “Шампанское с желчью” (1986). Играют Александр Филиппенко и Эрнст Зорин. Главный герой рассказа, известный театральный режиссер Ю., “по своему происхождению был из бывшей черты оседлости, и эти места своего детства и юности он любил, хоть и не афишировал, карьеру же свою делал в самой гуще русского национального искусства, сочетая хороший мужской профессионализм с мягкой женственностью в обхождении с покровителями и врагами”. Действие происходит в 1973 году, во время войны Судного дня. Каждая ироническая фраза, каждый намек – похожи на удар ножа. Ирония Горенштейна едка. Надо было видеть Филиппенко в роли Овручского, хореографа “известного московского ансамбля”, который “танцует вприсядку”, “надевая на лицо улыбочку”. Надо было видеть сцену, когда “покровитель” Ю., кровь которого “тоже не мазутом пахнет”, подсказывает ему идею вступить в Общество советско-ара
бской дружбы, объясняет ему, как жить “согласно обстоятельствам”… Неудержимо хочется смеяться, чтобы отогнать от себя всю абсурдность и жестокость советского режима. В конце спектакля публика бурно аплодирует. На сцену выносят портрет писателя. Появляются цветы.
И все-таки остается чувство неловкости. Этот полный зал, эти аплодисменты… Я представляла его сидящим в зале. Я уверена, он хотел признания широкой публики. Почему надо ждать смерти писателя для того, чтобы аплодировать ему с таким волнением, с таким восхищением и с такой силой?”
Фридрих Горенштейн остается в России практически непрочитанным писателем, и его глубокие художественные исследования русской истории и русской ментальности продолжают оставаться неизвестными. Это печально особенно в наши дни, когда стоящая на перепутье Россия нуждается в ясно видящих. В книгах и пьесах Горенштейна можно найти если не ответы на важнейшие русские вопросы, то, как минимум правильную постановку этих самых наболевших вопросов, например: верен ли для России какой-то свой особый путь, следует ли ей быть и оставаться империей?
Сейчас происходит кажущееся несколько запоздавшим возвращение книг Гореншейна русскому читателю в проекте издательства “Азбука” (Петербург), которое к юбилею писателя закончило выпуск практически полного собрания прозаических сочинений Горенштейн в четырех книгах. Позднее выйдет и том драматургии; отдельной книгой должен появиться и пока неизвестный в России роман-хроника в форме драмы “На Крестцах” об Иване Грозном и его времени.
Этот уникальный труд писателя – результат восьми лет работы. И хотя представить весь текст целиком на сцене трудно (потребовалось бы несколько вечеров), но вот отдельные части своей сверх-драмы Горенштейн не без оснований мечтал увидеть сценически воплощенными.
В своем последнем интервью (Анатолию Стародубцу, декабрь 2001) Горенштейн сказал о “На Крестцах”:
“– Там среди прочего есть очень важный для меня эпизод. Во времена Грозного рядом с Кремлем на Варварке (на том месте, где теперь церковь) была установлена Варварина икона, написанная Андреем Рублевым. Но позже ее подновлял некий Алампий, который завидовал и ненавидел Рублева. Из мести он пририсовал на внутренней деке рублевской иконы черта. Никто этого видеть не мог. Но фактически получалось, что прихожане многие годы молились и черту тоже. Только юродивый Василий Блаженный каким-то шестым чувством это уловил, и на глазах изумленной публики несчастную икону разбил. За это толпа его растерзала”.
“Теперь мои книги возвращаются”, – написал Горенштейн в 1990 году. Но для подлинного возвращения потребовалось еще 20 лет.
Найдут ли изданные в России книги Горенштейна своего читателя? Заинтересуются ли его произведениями режиссеры театра и кино? Сколько времени на это понадобится? Не знаю, но уверен, что написанному Фридрихом Горенштейном “настанет свой черед” (Марина Цветаева).
Уважаемые драматурги!
Уже скоро должна заработать ссылка с материалами бюллетеня “Авторы и пьесы” партнера РАО компании Интермедиа.
Представители театров смогут отбирать пьесы по критериям и быстрее находить необходимые материалы.
Публикация на сайте РАО сохранилась.
Ознакомьтесь, пожалуйста, с обновленными рекомендациями к публикации.
Материалы принимаются только оформленные в соответствии с данными рекомендациями.