Выпуск 1/2011
Роман Валентинович Полианчик
ПЕРЕД ОТПЛЫТИЕМ
Договариваться надо на берегу.
Банальное утверждение, которое знают все, но…
Обычная история – режиссёр открыл интернет, наткнулся на интересный текст. Творческая фантазия уже бьёт ключом, начался Процесс…
Вдруг, перед премьерой, кто-то вспоминает – как там с авторскими? Правами, отчислениями? И всё. Занавес. Потому, что выясняется, что автор гениального текста разрешает его использовать как угодно, но только не для “исполнения актёрами”. И как бы мы его ни уговаривали, говорит: “Не хочу”. Имеет право. Репетиции шли почти два года, изготовлены шикарные декорации, подготовлены два актёрских состава, потрачены колоссальные деньги (бюджетные, между прочим) а театр вынужден снять спектакль из репертуара.
К сожалению, подобные ситуации время от времени повторяются, детали меняются, а суть остается – не оформив отношения с правообладателем, театр начинает работу над произведением. Приведу типичные случаи.
Театр, уверенный, что проблем с разрешением не возникнет, отыграл уже пару-тройку спектаклей. Видимо, ещё живы в памяти советские времена, когда разрешение не надо было получать, достаточно было заплатить по установленным ставкам. В этом случае результат может быть плачевным – автор, оскорбленный варварским поведением театра, требует компенсации и запрещает использование своих произведений. Хотя при должном подходе театр разрешение получил бы.
Ещё одна, весьма распространенная ситуация. Режиссёр считает себя вправе менять, сокращать, переставлять текст. Персонажи меняют пол, возраст… Надо ли говорить, что автор такое вторжение в свой замысел (да ещё и без спросу) вряд ли оценит положительно?
Договариваться надо на берегу… Понравилась пьеса – уточните, доступны ли на неё права. Факт, что по этой пьесе идёт спектакль в соседнем городе, ещё ничего не значит: если выдана исключительная лицензия, права недоступны для других пользователей. Считаете необходимым внести изменения в текст, согласовывайте их с правообладателем. Большинство авторов охотно идут на контакт с театром, адаптируют произведение под требования режиссёра.
Не стоит вкладывать в постановку ни копейки, пока нет уверенности, что права можно получить. Начиная репетиции, убедитесь, что договоры с правообладателями заключены, и театр имеет право на публичное исполнение произведения.
Почему акцентирую внимание именно на способе использования?
Дело в том, что, согласно ст. 1235 ГК РФ, “Право использования результата интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации, прямо не указанное в лицензионном договоре, не считается предоставленным лицензиату”.
Пример из жизни: накануне премьеры правообладатель объявляет, что намерен получать поспектакльные в размере, который театру явно не по карману. Директор театра в бешенстве – договор-то уже подписан, круглая сумма выплачена, в договоре есть фраза о том, что “автор ни на какие иные выплаты не претендует”, а здесь вдруг “поспектакльные”!
Выяснилось, что подписанным договором театру передано “право на постановку”, а право на публичное исполнение не передавалось. И вынужден театр подписывать договор с автором фактически на кабальных условиях.
Договариваться надо на берегу…
ПЬЕСЫ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ АВТОРОВ
Валентин Азерников
АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОГНОЗ
Комедийная мелодрама в 2-х действиях
4 женские роли, 3 мужские
Декорация: дача
Случай может изменить судьбы людей.
31 декабря на даче у некогда знаменитой актрисы собрались несколько человек – проводить Старый год и встретить Новый. Но им и в голову не могло придти, что за одну новогоднюю ночь случится столько событий: те, кто был близок, расстанутся; те, кто не был даже знаком, уйдут вместе; кто не решался соединить свои судьбы, решится.
ТОЛЯ. Это ваша машина?
ТАНЯ. Да.
ТОЛЯ. И давно вы тут застряли?
ТАНЯ. Минут десять.
ТОЛЯ. Это как раз то время, что она продержала меня у телефона.
ТАНЯ. Кто – она?
ТОЛЯ. А потом кто-то утверждает, что несчастье среднего рода.
ТАНЯ. По-вашему – женского?
ТОЛЯ. Сидел бы уже за столом, как люди.
ТАНЯ. Я же не виновата, что она заглохла. А вы так говорите, словно я нарочно на вашем пути встала.
ТОЛЯ. Вы не нарочно. Она не нарочно. А расхлёбывать мне.
ТАНЯ. Это подруга ваша?
ТОЛЯ. Меня мама ждёт. Я обещал всё привезти к новогоднему ужине. Этого года. А не следующего.
ТАНЯ. Извините… Мне очень жаль, что так получилось… Правда, жаль…
Он подхватывает свою сумку, собирается идти.
Вы хотите, чтоб я осталась одна в лесу? Ночью?.. Ничего себе мужчины пошли.
ТОЛЯ (раздражённо). Я хочу, чтобы мне по дороге не встречались женщины, которые садятся за руль, не зная, что под капотом.
ТАНЯ. А, так я не первая. А я думала, вы на меня – так.
ТОЛЯ. Она вообще за полгода вывела из строя всю бытовую технику. Всю. Холодильник, пылесос, телевизор, магнитофон, ноутбук, фен… Всё, к чему прикасалась. Во всём доме работала только электробритва. Моя.
Михаил Бартенев
ВИНО ИЗ ОДУВАНЧИКОВ*
Мюзикл по повести Рэя Брэдбери
Музыка Алексея Шелыгина
Сценическая редакция Михаила Кислярова
Мюзиклы любят и публика, и актёры, хотя этот жанр всё никак не надёт своё поле в отечественном театре. Может быть, дело тут в традиции, в предпочтении драматических подмостков музыкальным, а может – в специальной подготовке исполнителей. По крайней мере, всем труженикам мюзикла не стоит оставлять стараний.
ДУГ. Самые эти слова – точно лето на языке. Пойманное и закупоренное в бутылки лето. И тогда, когда тебе двенадцать, и ты впервые узнал, что ты живой, что затем и ходишь по земле, чтобы видеть и ощущать мир, понимаешь ещё одно…
ЛУМИС. Частицу всего, что узнал, надо закупорить и сохранить.. Потому что…
ДУГ. Потому что…
Настанет такой январский зимний день, когда тебе уже не двенадцать, и не тридцать один, а сорок девять, когда валит густой снег, и лето кажется давно забытым чудом, и хорошо бы его снова вспомнить… хорошо бы вспомнить…
Чтобы песенки, в общем-то спетой,
На мгновенье сложились осколки,
Я стаканчик беру из буфета,
Достаю я бутылочку с полки.
А хранится в бутылочке этой
В самых недрах хрустального свода
Совершенно конкретное лето
Совершенно конкретного года.
ДУГ и ЛУМИС.
Вино из одуванчиков,
Вино из одуванчиков,
Из ласкового ветра и шёлковой травы.
Про дедушек и бабушек,
Про девочек и мальчиков,
Про шорох пролетающей совы.
“Вино из одуванчиков” входит в недавно вышедший сборник мюзиклов Михаила Бартенева – там же можно найти “Алые паруса” и “Живаго”
Андэр Грым
ВЕРНУЛСЯ МУЖ С ОХОТЫ
Комедия
5 женских ролей, 4 мужских
Декорация: квартира
Почти традиционный анекдот о жене, к которой в отсутствие мужа заглянул воздыхатель, оборачивается скрупулёзным анализом сегодняшних семейных – и не только – отношений, картиной состояния целого общества.
ЛЮСЯ. Марку платят, а тебе нет?
ТОЛИК. Платят? Ну, если вы считаете, что это платят, тогда и мне. Сверху зава-ливают, хоронят заживо. Вот случись война, и Марк не меньше чем Калашников просла-вился бы. А пока: безденежье – первая форма конспирации.
ЛЮСЯ. И я! Заживо похоронила. Это, “Енотик”, золотой ты мой, расплата. Моя ложка дегтя. Это, Толяша, любовник мой. Свидание вчера было.
ТОЛИК. Настоящий?
ЛЮСЯ. Потрогай.
ТОЛИК.Марк его так?
ЛЮСЯ. Инсульт. Перед самым вашим возвращением.
ТОЛИК.Испугался.
ЛЮСЯ. Откуда ты знаешь?
ТОЛИК. А сама не испугалась?
ЛЮСЯ. Я?
ТОЛИК. Мужики с ружьями.
ЛЮСЯ. А без ружей и не мужики? Себя забываете! Хотя, если честно, за все сра-зу испугалась.
И что замуж бегом бежала, и что, когда распробовала мужа и не могла уже без него, он любовь успел поделить. Часть досталась мне, часть вашей шараш-ке. Испугалась, и когда его с работы не выпускали. Четыре месяца. И сказать никому нельзя, и пожаловаться. И за детей… Испугалась, что дочка выросла. Сын вырос, и за не-го испугалась. Казалось бы, да! – взрослые! чего пугаться? А за те же ошибки! За те же ошибки, что сама делала, а они все равно повторят. И справятся ли? – не всем же удача. Испугалась, что жизнь кончается (Толик протестует), подтяжку лица делать надо, сле-дить за собой, туфли купить, каблуки опять стоптаны. За друзей испугалась, сегодня ут-ром.
А побил бы – ни в жизнь, не из пугливых! Подвела бы синяки, тени под глазами усилила. Играть, так играть. Может, затошнило бы. Потом. Но прощение?! Прощения просили бы вы у меня.
Ксения Драгунская
РЕКОНСТРУКЦИЯ СКЕЛЕТА
Текст для театра, который не стал филиалом “Аншлага”
Ролей много, можно занять всю труппу
Декорации: от реалистичных до фантастики
История, которая написана известным автором, разворачивается в России на протяжении более чем века: с 1919 по 2020 год. Время, вместившее столько событий, что для другой страны хватило бы на полтысячелетия. И отражённое в разных судьбах, как индивидуальных, так и семей и народов. Для театра
На скамейке у деревенского дома – трое.
Юноша в очках, молодая женщина и мальчик лет двенадцати.
– Поймите, всё, что я говорю, – убеждает юноша, – я говорю только для вашего блага. Как сестре расстрелянного контрреволюционера вам необходимо по праздникам вывешивать красный флаг. От души советую, так будет лучше для вас же. На Первомай, на Октябрь.
Дальше. Третьего дня в городе были народные ликования по поводу устройства детского парка на месте семейного кладбища купцов Голобукиных. Почему вы не ходили вместе со всеми ликовать? Чего вы от меня хотите после этого, Лика?
Лика не ходила ликовать…
Стрёкот мотоциклетки нарастает.
Трое встают со скамейки и смотрят на дорогу.
Мотоциклетка подъезжает к ним и останавливается.
Ездок снимает шлем.
– Серафим! – оторопело, одними губами шепчет юноша.
– Костик! – радуется ездок.
Они обнимаются.
Владимир Жеребцов
ПАМЯТНИК**
История одного недоразумения в 2-х частях
5 женских ролей, 5 мужских
Происшествие и впрямь из разряда невероятных: на площади маленького посёлка с поэтичным названием Тополиный Пух появился памятник. Но не очередному вождю или кому-то из великих, а одному из самых неприметных граждан, который обыкновенно эту самую площадь подметал. В довершение всего герой жив, а у нас, как известно, чести быть увековеченными удостаиваются в основном те, кто уже покинул неустроенный мир… ЗАХАР ЕГОРОВИЧ. Остынь, Вань. В общем, помнишь, мы с тобой говорили про рецепт твоей бабки? Ну, про отвар, который любого человека соловьём петь заставляет? Помнишь?
МУХИН. Помню. Только причём здесь это?
ЗАХАР ЕГОРОВИЧ. А ты про бабкин рецепт ещё кому-нибудь говорил?
МУХИН. Говорил. Я один раз даже в газету писал насчёт этого.
ЗАХАР ЕГОРОВИЧ. Тогда понятно.
МУХИН. Чего понятно?
ЗАХАР ЕГОРОВИЧ. Понятно, откуда они про это узнали.
МУХИН. Кто?
ЗАХАР ЕГОРОВИЧ. Ну эти, которые тебе памятник поставили. Тут в бумажке сказано, что они этот рецепт восстановили… (Заглядывает в бумагу). Какой-то профессор Думкопф. Знаешь такого?
МУХИН (подумал). Нет.
ЗАХАР ЕГОРОВИЧ. Не важно. Главное, этот мужик придумал точно такой же порошок, как твоя бабка. Пять минут – и Шаляпин. Теперь этот порошок кому-то испытать нужно. Вот они тебя и попросили.
МУХИН. Да ну, ерунда какая-то.
ЗАХАР ЕГОРОВИЧ. Отчего же ерунда? Вот тут прямо так и сказано… “Убедительная рекомендация провести испытание субстанции Г%-23Е в самое ближайшее время в присутствии независимой аудитории для подтверждения результатов эксперимента”. Грамотно написано, убедительно. Вот сам посмотри.
МУХИН (отмахивается). Так это ж на животных сначала проверяют или как там?
Александр Строганов
ЛОМБАРД
Представление в 2-х действиях
2 женские роли, 2 мужские, голоса и официанты
Декорация: “главное, чтобы было красиво”.
С появлением профессии режиссёра в театре началась эра экспериментов. Которая продолжается до сих пор. Немалое число постановщиков хотели бы вообще отменить авторов – те их ограничивают. Да и исполнители тоже… как-то путаются под ногами.
ГОРБУНОВА. ОН – гений.
РОЗОВА. Большой ребёнок. Это – дорогого стоит.
КОНЁК. Кому?
РОЗОВА. ОН жизнь заложил, чтобы вернуть нам естество. Самих себя, если угодно.
КОНЁК. Кому?
РОЗОВА. Человечеству.
КОНЁК. Кому заложил?.. Куда?
ГОРБУНОВА. В ломбард.
Пауза.
КОНЁК. Чью?
РОЗОВА. Ничего не пойму.
КОНЁК. Чью жизнь он заложил?
ГОРБУНОВА. Слушай, Конёк, какая тебе разница?!
КОНЁК (ворчит). Алкоголик или сумасшедший.
РОЗОВА. Тише, Август Иванович!
ГОЛОС РЕЖИССЁРА. Что они говорят?
КОНЁК (шёпотом, Розовой). Что, уже’?
ГОРБУНОВА (Коньку).У’же. Кончай демагогию. Твоё дело – шнырять по сцене, искать сверхзадачу.
КОНЁК. Сверхзадачу может найти только сверхчеловек со склонностью к поисковой работе. А я – так, любитель малого… А ОН, этот ваш… – прохиндей и полоскун.
Егор Черлак
МИР-ДВЕРЬ-МЯЧ**
Пьеса не про футбол
2 женские роли, 5 мужских
Декорация: “не то школьный класс, не то небольшой зал заседаний”
Снова молодым везде дорога – под иными названиями возрождаются молодёжные организации, возникают отделения “наших” у самых разных партий. Лозунги, как и полагается, самые передовые и актуальные, вот только на практике те, кто ещё только вступают в жизнь, копируют своих старших господ…
МАКСИМ. “Ранетки”, говорит, в лёт уходят, на день партии не хватает… А я ей такой: не уйду, говорю, без стикеров. У меня, говорю, жизнь молодая из-за этих “Ранеток” под откос пойти может… (Снова берёт Наташу за руку, на этот раз она свою ладонь не убирает). Хотите, говорю, я перед вами на колени встану? М такой – уже движение делаю, типа – на колени… Эта курица заверещала, руками замахала. Не надо, кричит, что вы, не надо….. Ныряет, короче, под прилавок, достаёт комплект, мне протягивает…
НАТАША. За тройную цену?
МАКСИМ (поглаживает Наташину руку). Зачем? За нормальную, как в ценнике. Прикинь, эта овца мне даже чек отбила.
НАТАША (берёт картинки, разглядывает). А ты, Макс, это… Ты бы чё, в самом деле тогда – на колени смог бы? Перед этой?
МАКСИМ. Хрен знает… Может, и смог бы… Хотя нет, навряд ли – я ж тогда в белых джинсах был.
НАТАША. Во-во-во… Даже на колени из-за меня не можешь, штанов жалко. Вот такой ты…
МАКСИМ. Смог бы – не смог бы… Тоже мне тему нашла. В “Галактике” это ведь так, театр просто, цирк. Больше – приколоться… А вообще-то я ради тебя… Ну, Наташка, ты же сама знаешь. (Пауза). Ты это… Ты вот что лучше мне скажи: когда мы увидимся-то? А то обещаешь всё, обещаешь… Твои предки вообще когда-нибудь по выходным из дома сваливают? Ну, в кино там, в гости…
НАТАША (легонько прижимается плечом к Максиму). Ну, я не знаю… Бывает, что и уходят… В “Ашан” ездят закупаться или на дачу там… Ты, Макс, такой… Ты спешишь вечно… И вообще, я на тебя рассердилась. Сильно рассердилась, имей в виду!
КИРИЛЛ. И ещё, ребята, как бы идейка одна есть. Предлагаю составить коллективное обращение к нашим старшим коллегам. Я имею в виду депутатов городского Собрания.
*** Эта пьеса любезно предоставлена лабораторией современной драматургии, проходившей в Рязанском театре на Соборной (см. раздел Информация)
ПЬЕСЫ ЗАРУБЕЖНЫХ АВТОРОВ
Болгария
Яна Добрева
ОКАЯННЫЕ БЛАГОСЛОВЕННЫЕ ДНИ
Перевод Э.Макаровой
З женские роли, 4 мужских
Декорация: условная
Семейные отношения всегда сложны, даже когда люди любят друг друга. Между родителями и детьми всегда возникают конфликты, особенно если неблагополучие в МАРИО. Видишь ли, братец… Мир не такой большой. Быть может, всё к лучшему… Когда-нибудь в этом мире вообще не будет границ, и окажется, что наш сегодняшний разговор был не нужен…
Внезапно Михаил набрасывается на Марио.
МИХАИЛ. Тупая свинья!
МАРИЯ. Михаил, перестань!
ЛДИНА. Оставь его, пусть бьёт!
МИХАИЛ. Говорил тебе, не женись на ней!
ДЖИНА. О, я знаю! Я давно знаю, что вы меня не любите!
МАРИЯ. Прекрати говорить только о себе.
ДЖИНА. Рано или поздно вам разобьют башку!
МАРИЯ. Ребята! Михаил!
МИХАИЛ. Собачий сын! Паршивый предатель!
ДЖИНА. И когда вас расчленят на куски, вы, быть может, поймёте, что оставаться здесь было нельзя!
МАРИЯ. Михаил, что ты делаешь? Отпусти его! Каждый имеет право выбирать свой путь в жизни!
ДЖИНА. Не хочу гнить в панельных дырах, не хочу рожать безликих детей с примитивными мозгами! Не хочу ходить по чёрным от грязи улицам! Не хочу завидовать, не хочу ненавидеть! Не хочу от отчаяния сходить с ума!
МАРИЯ (кричит). Вы разбудите ребёнка!
ДЖИНА (кричит). Я буду жить в доме с садом! Я буду косить газоны перед моим собственным домом! У меня будут деньги! Я буду есть то, что захочу! Я буду улыбаться! Я сделаю лоботомию и навсегда забуду, что была болгаркой!
Великобритания
Дэвид Хэйр (David Hare)
ЗАЛИВ В НИЦЦЕ (The Bay at Nice)
Перевод О. Буховой
Драма
2 женские роли, 2 мужские
Декорация: комната в художественном музее Ленинграда
Действие разворачивается во второй половине 50-х годов прошлого века, время, когда после долгих лет окаменелости ощущается приближение перемен, которые позднее назовут оттепелью. Главная героиня – художница, некогда учившаяся в Париже у самого Матисса: теперь она считается специалистом по нему, её приглашают в качестве эксперта тогда, когда обычные методы не дают результатов…
ВАЛЕНТИНА. Да вы прямо как дедушка Стравинского!
ПЁТР. Что-то я не понимаю.
ВАЛЕНТИНА. Дедушка Стравинского умер, пытаясь перелезть через садовую изгородь, когда спешил на свидание к даме своего сердца! Ему тогда было сто одиннадцать лет!
Пётр улыбается. Валентина смеётся. Только Софье не смешно.
СОФЬЯ. Мама, не надо так о Петре Васильевиче!
ВАЛЕНТИНА. Ну, допустим, у вас всё получится. А вдруг она вами просто пользуется, чтобы развод получить?
СОФЬЯ. Да я бы никогда в жизни.!
ВАЛЕНТИНА. Что тогда?
ПЁТР. Вы что имеете в виду?
ВАЛЕНТИНА. Любовь – это боль. Разве я не права?
Пётр недоверчиво смотрит на неё, опасаясь подвоха. ПЁТР. Не совсем.
ВАЛЕНТИНА. Вы на себя посмотрите. Вы же стоите, как на пытке! Переминаетесь с ноги на ногу…
ПЁТР. Я…
ВАЛЕНТИНА. Вы всё время украдкой на неё смотрите, проверяете, одобряет ли она то, что вы говорите. Постоянно думаете, как Соне понравится то или это. Мне всегда смешно, когда в романах двое любящих соединяются в конце повествования. Занавес! Наконец-то они падают в объятия друг друга. Читатель рукоплещет. А на самом деле книги должны с этого начинаться.
Германия
Аня Хиллинг
ЗВЁЗДЫ***
Перевод С. Городецкого
2 женские роли, 2 мужские
Декорация: несколько мест действия
Молодым всё страшнее вступать в мир, который оставили им предыдущие поколения. Вроде те же звёзды светят и те же плоды на одинокой яблоне, но почему-то, взобравшись на это дерево, так неодолимо тянет шагнуть в пустоту… КАЛЛЕ. Яна, я…
ЯНА. Что.
КАЛЛЕ. …ещё раз всё обдумал…
ЯНА. И.
КАЛЛЕ. …решил…
СЮЗАННА. …свалить.
АНТОН. Калле свалил.
СЮЗАННА. Ну, ладно, ладно.
Калле. Эй. Калле.
Важно же.
Чтобы ты тоже почувствовал.
ЯНА. Ты пас.
Клёво.
Да плевала я.
На обещание.
АНТОН. Кончайте.
Оба.
Без романтики.
Ближе к делу.
Малыш Калле сваливает.
А мы остаёмся.
КАЛЛЕ. Я остаюсь.
ЯНА. Зачем это.
КАЛЛЕ. С тобой.
Вдруг что случится.
АНТОН. Герой.
Сербия
Елена Ковачич, Аница Томич
ЭТО МОГЛА БЫ БЫТЬ МОЯ УЛИЦА***
Перевод Л.Савельевой
Многонаселённая пьеса
Декорация: условна
Начинается, как и положено в детективе, с убийства. Впрочем, загадочного в нём мало, авторов больше интересует, как относятся к нему те, кто мог бы придти на помощь жертве (но не пришёл), или те, для которых произошедшее – лишь звено в длинной цепи сегодняшних дней…
ОТЕЦ. Я сказал тебе, выключи!
БАБУШКА. О Господи, ты только глянь на это!
Бабушка встает.
ОТЕЦ. Ты куда?
БАБУШКА. Пойду поискать что-нибудь черное. Сегодня похороны.
ОТЕЦ. И что из этого?
БАБУШКА. Мы должны пойти. Парень был нашим соседом.
ОТЕЦ. Мы ничего не должны. Сядь за стол.
МАТЬ. Я пойду.
БРАТ. И я тоже пойду.
БАБУШКА. Нам нужно идти всем вместе. Всей семьей.
ОТЕЦ. А обед?
МАТЬ. Пообедаем, когда вернемся.
ОТЕЦ. Нет. Мы все останемся здесь, за столом. Мы семья, и мы сядем за стол. Подождем, когда ты приготовишь нам обед, а потом все вместе будем за столом есть.
МАТЬ. Но кто-то должен пойти.
ОТЕЦ. Ты что, не слышала? Почему ты меня не слушаешь? Сядь за стол.
Тянет её за стол.
БРАТ. Отпусти её.
ОТЕЦ. А ты молчи. Тебя никто ни о чём не спрашивал.
МАТЬ. Я должна пойти.
ОТЕЦ. Ты ничего не должна. Останешься с нами, там, где твоё место, чёрт возьми…
ПЬЕСЫ МОЛОДЕЖНОГО РЕПЕРТУАРА
Ирина Глушенко
ЗОЛОТОЙ КЛЮЧИК, или ИСПЫТАНИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ
Пьеса для детского театра
З женские роли, 5 мужских
Декорация: сказочная
Давняя и хорошо многим поколениям знакомая история (с которой теперь можно ознакомиться и по первоисточнику Карло Коллоди), оказывается, содержит в себе черты старинного моралитэ: искушения, которым то и дело подвергается деревянный герой, странно созвучны дням нынешним.
ПОРОК. Паспорт!
БУРАТИНО. У меня нет паспорта.
ПОРОК. Где твой дом?
БУРАТИНО. У меня давно нет дома.
ПОРОК. Где ты работаешь?
БУРАТИНО. Нигде.
ПОРОК. Ты обвиняешься в трёх преступлениях: ты беспаспортный, бездомный и безработный. (Сыщикам). Бросить его в пруд.
Порок и сыщики уходят.
БУРАТИНО. Все мальчики и девочки напились молока, спят в тёплых кроватках, один я сижу на мокром месте. И, можно сказать, остался с носом.
Появляется Добродетель в образе черепахи.
Кто это? Что это?
ДОБРОДЕТЕЛЬ. Я черепаха Тортила. Ах ты, безмозглый, доверчивый мальчишка с коротенькими мыслями! Сидеть бы тебе дома и прилежно учиться! Занесло тебя в Страну Дураков!
БУРАТИНО. Так я же хотел добыть побольше денег для папы Карло!
ДОБРОДЕТЕЛЬ. Деньги твои украли Кот и Лиса. Ох ты, безмозглый, доверчивый дурачок и коротенькими мыслями!
БУРАТИНО. Не ругаться, тут помочь надо человеку. Что я теперь буду делать?
Людвиг Устинов
ЖИВАЯ ВОДА
Сценический пересказ истории Серёжи Седова
Трагикомический балаган
2 женские роли, остальные – переменные
Декорация: сказочно-современная.
Как всякий помнит из фольклора, живая вода – та, после брызг которой герои оживают. А тут она потребовалась для реального мальчика, и его мама побежала за ней, одолевая врагов как сказочных, так и вполне жизненных противников.
ЛЁНЯ. А ты за меня всё равно не пойдёшь, потому что я ничего не умею, только летать и рисовать, и по службе меня не продвигают, и вообще никаких перспектив.
МАРИНА. Не нужны мне никакие перспективы.
АКТЁР. Ответила мама Марина.
МАРИНА. Лишь бы человек был хороший!
ЛЁНЯ. А я хороший?
МАРИНА, Конечно, хороший.
ЛЁНЯ. А откуда ты знаешь?
МАРИНА. Я сердцем чувствую, и ещё мне нравится, как ты рисуешь, и глаза у тебя хорошие, и вообще всё лицо, как тебя зовут-то?
ЛЁНЯ. Лён-ня.
АКТЁР (подсказывает Лёне). А ты пойдёшь за меня замуж?
ЛЁНЯ. А ты пойдёшь за меня замуж?
МАРИНА. Конечно, пойду, только не сейчас, сейчас мне надо бежать, Серёню спасать!
ЛЁНЯ. И я с тобой! (Упал).
МАРИНА. Да куда тебе, тебе лежать надо, а станешь бежать, опять на кусочки развалишься. Нет уж, ты лежи здесь, в чистом поле, а я скажу птичкам – они тебе споют, скажу волку – он тебя накормит, скажу солнышку – согреет. Все слышали меня?
АКТЁРЫ. Все! Всё сделаем, как ты сказала. (Совсем тихо). Только ты нас потом на свадьбу пригласи. Не забудь!
МАРИНА. Не забуду, не забуду, не забуду.
Юрий Цветов
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ЛЕТА
Комедия для театра кукол
4 женские роли, 3 мужских
У Бабы Яги собираются на традиционный сбор давние знакомцы – Дед Мороз, Снегурочка, Кощей, Леший, Кикимора, Дракон… Но из-за болезни Василисы Прекрасной праздник приходится перенести на Новый Год.
БАБА ЯГА. Да будет тебе, иди уж сюда, рассказывай, чего так похудел-то? Хвораешь?
КОЩЕЙ. Смеяться будете?
БАБА ЯГА. Конечно, если смешно будет.
КОЩЕЙ. Эх… полюбила меня… Золотая рыбка…
ЛЕШИЙ. Кто?
КИКИ. Золотая рыбка.
КОЩЕЙ. Смешно?
БАБА ЯГА. Пока нет.
КОЩЕЙ. И захотела, чтобы я жил с ней на дне морском. Смешно?
БАБА ЯГА. Смешно.
ЛЕШИЙ. А ты?
БАБА ЯГА. Говори, не стесняйся, здесь все свои.
КОЩЕЙ. А я… я отказался. Смешно?
БАБА ЯГА. Нет.
Леший. Ну? И?..
КОЩЕЙ. …превратила она меня…
ЛЕШИЙ. …в бессмертного Мальчика-с-пальчика.
КОЩЕЙ. Смешно.
БАБА ЯГА. А чего отказался-то?
ЛЕШИЙ. Так он же Ваську любит! Забыла?
КИКИ. Кого, кого?
БАБА ЯГА. Царевну-лягушку.
КРУГЛЫЙ СТОЛ ПО ВОПРОСАМ ДРАМАТУРГИИ
Окончание, см. “Авторы и пьесы” №32
Валерий Бегунов: С афиш исчезают имена композиторов, написавших музыку для театра. На очередном фестивале интернет-босс Игорь Овчинников сказал: “Мы будем добиваться, чтобы изменилась система авторского права, чтобы мы больше не опирались на то, что у автора есть прямые права на продажу его произведения”. Уголовщина, возведённая в закон.
Однажды на семинаре мы с Драгунской начали разговор: вот ты предлагаешь тексты, написанные в виде особой прозы, предполагаешь, что театр может не взять её. Ответ Ксении: я предполагаю, что в профессиональном театре встречусь с профессионалом, который может любой текст показать на сцене. Через год я приезжаю в один из больших городов России, приношу в кукольный театр пьесы. Несколько пьес были написаны по принципу современного текста. В театре прочитали и сказали: пусть драматурги всё-таки распишут эту ситуацию. Театр говорит, что ему нужен эксклюзив, а берёт уже опубликованное.
Ксения Драгунская, драматург: Появление современных отечественных текстов за границей – тоже способ их продвигать здесь, в России. Проблема – трудно найти переводчика. К тому же нужны переводчики, которые вхожи в рынок, ту же Америку. У нас каждый человек в литчасти читает по-английски, поэтому ирландские пьесы идут в России и восточной Европе. Русского языка вообще не знает никто в мире, кроме болгар. Поди найди переводчика, который будет неизвестно на какие деньги с риском для себя тратить время и переводить русские современные пьесы. Но тоже надо пытаться. Но всё же это какая-то петля-маршрут для бешеной собаки: чтобы твою пьесу поставили в Урюпинске, сначала её должны прочитать в университетском театре Нью-Йорка. На мой взгляд, стоит умножить именно лабораторные вылазки драматургов в театры глубинки, в театры крупных областных и районных центров. Дело прекраснейшее, полезное для актёров, для авторов и для публики. Если худрук и директор заинтересованы в том, чтобы театр жил, то они на это согласятся. Пример: Нижний Новгород, где много театров, много чего происходит – битком же на наших показах и с каким удовольствием актёры всех театров, куда мы десантировались, бесплатно участвовали в этих читках.
Что меня больше всего беспокоит – существуют два полюса. Это наш театр с буфетом, завлитом, колоннами и пьесами классического репертуара. С другой стороны, братство Театра.doc, Центра драматургии и режиссуры, школы Коляды. Две полярных системы, которые друг друга очень не любят. Полярное противостояние делает невозможным продвижение нормальной, умеренной современной пьесы. Лирическое отступление: мы должны были с моим товарищем по институту делать документальный фильм о первых советский цветных съемках: 30-40-50-е годы. Я должна была писать дикторский текст. Когда люди с канала “Культура” увидели мою фамилию, они сказали, что никто из “новодрамских” авторов, хулиганов и матерщинников, не подойдет сюда на пушечный выстрел. Предрассудки мешают молодому автору, который, может быть, где-то пишет нежные розовские-арбузовские пьесы. Но, чтобы быть поставленным, он вынужден писать всё через ё-моё. Вот этого надо бояться, надо давать ход здоровой середине, продвигать такие пьесы в глубинные российские театры. Если смогу для кого-то сделать что-то конкретное, обращайтесь.***
***К.В. Драгунская – завлит Рязанского Театра на Соборной
Наталья Васильева, драматург: Я закончила в этом году литературный институт. За шесть лет обучения в институте объявлялось огромное количество конкурсов, и только два-три касались драматургов. Я удивлялась, почему драматурги на обочине? Обратилась к театрам. Театр сейчас находится в критическом состоянии. Недавно была встреча театральных деятелей с господином Медведевым, и там говорили, что постановки государственных театров надо вывозить в какие-то округа. И получается, что современный драматург снова на обочине. Я не знаю, как было в советское время, как поддерживали авторов, но сейчас театры не хотят иметь дело с молодыми драматургами, потому что нужно по законам шоу-бизнеса раскрутить имя. Почему у нас нет рекомендательной системы от того же литературного института, от тех же конкурсов? Очень много конкурсов и фестивалей, но, если посмотреть процент пьес, которые после читок ставятся, то он минимален. На Западе, в Америке после читок, после фестивалей действительно огромное количество пьес появляется на сцене.. Я была на “Территории” в позапрошлом году по рекомендации Евгения Миронова, смотрела спектакль “Черная страна”. Ушла после того, как на сцене началась групповуха. (Голос из зала: Тут, подробнее, пожалуйста!) Построено на скандале, популярный в Европе режиссер привез постановку в Россию: голые тела, элементы онанизма… Откуда на это берут деньги?
Далее. Сейчас популярны мюзиклы. Я обратилась в два театра. У меня просмотрели партитуру, текст и сказали: Наташа, это замечательно, одну треть бюджета даешь ты, две трети дает театр, и мы ставим. Таких средств, понимаете сами, у меня нет. Мне очень нравятся читки, но не хватает работы с режиссёром. Не хватает зрителя, потому что, если нет контакта со зрителем, начинается деградация – не знаешь, о чём писать. Появляется комплекс неуверенности в себе. Нужна некая рекомендательная система. Я училась у Дьяченко, который с первого курса говорил, что у каждого драматурга должен быть свой театр. Повзрослев, поняла, что он прав.
Другой ракурс: мне предлагали написать сценарии документальных фильмов, пьес, которые оплачивались, но направлены против советской действительности, вроде того, что в Великой Отечественной победил не Советский Союз, но американцы, а мы как бы с краю. Со мной училась девушка, которая написала ряд таких пьес, и её поставили. Для меня такой путь неприемлем. Да, интересен выход через Запад. У меня есть пьеса, в которой всего два слова. Я с удовольствием перевела бы ее на английский язык. Но драматургия – это не только литература. Рада, что все собрались за этим круглым столом, потому что на самом деле драматурги, встречаясь наедине друг с другом, думали, что это только наша проблема, никто ею не занимается. В то время как за сами театры постоянно кто-то ратует – театральные деятели, известные артисты кино и театра, режиссёры…
Ирина Меркина, драматург: Я тоже занимаюсь у Сергея Борисовича Коковкина на семинаре. Я бы сказала нечто противоположное: театры и драматурги должны заниматься каждый своим делом, а не класть свою жизнь на то, чтобы решать проблемы друг друга. Не думаю, что для хорошего режиссёра отсутствие актуального драматургического материала – страшная беда. Ставились прозаические произведения, которые далеки от пьес: “Обмен” Трифонова, “Мастер и Маргарита”, “Мертвые души”, “Десять дней, которые потрясли мир”. С другой стороны, драматург, который сидит и думает, что же нужно театру, никогда не напишет по-настоящему хорошо. И если мы задаём вопрос, нужна ли театру современная пьеса, то ответ – театру нужна хорошая пьеса. Прекрасно, если она будет о современности и когда-нибудь станет классикой. Об этом мечтает режиссёр: сейчас ему принесут пьесу, которую никто никогда не видел, а потом её все будут ставить. Но наполнение репертуара опять же не задача драматурга. Он должен думать, как написать то, что у него на сердце, написать хорошую пьесу. Как известно, талант должен ходить голодным. Сегодня всё, что связано с заказом государственным, коммерческим, зрительским (зритель настолько отравлен телевидением, что драматургу остаётся только ваять сериалы), – всё это надо отодвинуть в сторону. Если нет сейчас хорошей пьесы и нет хорошего театра, то, может быть, время ещё не пришло? Может, мы сейчас отрабатываем какой-то пустой материал, пустую породу, а когда-нибудь появится золото, жемчужное зерно. Действительность – слишком активно меняется, как в “Маленьком Принце”: планета стала крутиться быстрее, а договор с фонарщиком остался прежним, – мы не поспеваем. И театр не поспевает. И современные выразительные средства, и драматургия. Мы пишем, а оно как-то не переваривается. Наверное, это нормально – если нет у нас хороших пьес, значит, их не может быть. В тот момент, когда замечательная пьеса появится, за неё театры будут драться.
Наталья Васильева: А мне кажется, что пьесу можно только на сцене увидеть, если пьесу просто читать – это литература. А пьеса проверяется через режиссёра, актёра и затем через зрителя. Если пьеса не поставлена, она лежит пустой породой..
Сергей Чулков, режиссёр: Хочу напомнить, что Олег Николаевич, в память которого мы здесь все собрались, свой творческий путь начинал с современной пьесы и половина его жизни прошла под знаменем современной пьесы. Что в тех пьесах было такого, что тогда режиссёры хотели ставить их и делали даже себе на них имена? Прежде всего, то, что волновало зрителя. Сейчас много идёт сериалов по телевидению, семейные проблемы решаются там, я уже не говорю о бандитах, милиции. Домохозяйки сидят у телевизора, хотя раньше ходили в театр. Сегодня что зацепит зрителя? Беру пьесу, читаю. Скажу откровенно, будь то украинские пьесы (среди популярных русскоговорящих Александр Мардань, о национальных авторах не говорю) и современные российские, – что меня отталкивает от них? – язык. Почему я должен ставить пьесу на сленге для зрителя, который говорит на чистом русском? – Тогда мы теряем сущность русского языка.
Теперь о теме, к примеру, голодомора. Один из молодых режиссёров поставил пьесу о голодоморе в Днепропетровске. Она, конечно, антирусская, почему и спектакль был выдвинут на госпремию. Но сменилась власть, он премию не получил. Сейчас много политики. Раньше нам указывал, и теперь тоже указывают. Никуда от этого не деться. Либо давит нас рынок, либо политическая ситуация, в которой существуем. Я искал пьесу о войне. И как вы думаете, что я поставил в результате? “Мой бедный Марат”. Я вернулся к драматургии, которая была когда-то. А хотелось поставить современную пьесу, но наши современные, молодые драматурги ничего о жизни не знают, а часто они просто невежественны. Если писать на сленге, то для кого и для чего? А кто будет заниматься охраной русского языка как не драматурги? Можно ставить и без слов, но драматургия – это слово..
Наталья Губарева, режиссёр: Я из Пензы, мы ставили у себя пьесу Анатолия Гуницкого “Практика частных явлений”. Современная пьеса, чудовищно сложная и прекрасная, написана чудесным русским языком. Так что современная пьеса есть. У нас театр экспериментальный, мужская труппа. Я глубокого верю в современную пьесу. Мне кажется, сегодняшняя действительность требует обыденности, доведенной до гипербыта. Режиссёры сами работают над инсценировками, обработками, над исправлениями переводов. Так проще.
Сергей Коковкин: Наш разговор все время крутится вокруг той фразы, которой Александр Ширвиндт закончил семинар у себя в театре. Мы говорим: если появится превосходная пьеса, то её сразу возьмут. Я оставляю в стороне то, что у каждого театра есть масса проблем, которые для драматурга не имеют значения. И когда говорят: положите хорошую пьесу, мы её узнаем, то это неправда. У одного она вызывает потрясающие ощущения, но он её не поставит, потому что именно сейчас она не к месту, а другой вообще ее не воспримет. Режиссёр борется не с пьесой, а с трактовками этой пьесы другими режиссёрами. Любой киноинститут, и наш ВГИК в том числе, имеет сценарный и киноведческий факультет. Назовите мне хотя бы одно театральное заведение, где есть факультет драматургии. Он есть в литературном институте. Коляда – это совершенно особая история.
Ксения Драгунская, драматург: – Второй раз беру слово, потом обещаю замолчать. На самом деле пишется много хороших пьес. И пьеса является как бы концентрированной реакцией языка на изменение состояния духа общества. Это реакция проступает очень быстро. Другое дело, что у нас средства театральной выразительности, театральный язык и театр вообще очень косные, пыльные, неповоротливые. Они не догоняют. Поэтому пьеса очень долго киснет. Через двадцать лет на каком-то сайте её найдут и будут гордиться, что поставили современную пьесу. Валерий Бегунов верно сказал, что у каждого театра свои представления о прекрасном. И написать пьесу, которая пойдет пожаром по стране, и залы на тысячу мест, затаив дыхание, будут прислушиваться и смотреть спектакль, просто невозможно. Общество разорвано. Вы не найдете тысячу единомышленников, которые от одного и того же будут млеть. Не забывайте ещё, что основная возрастная категория в театрах – это 55 – 60 лет. И если мы будем продолжать в таком же духе, театр вымрет вообще, потому что режиссёры, особенно в театрах глубинки, боятся потерять и такого зрителя. А если его пугнуть острой пьесой, то он уйдет. Может быть, у постановщиком и нет небрежения к болевым точкам нашей жизни, к травмам и болям общества, а просто они стараются прикрыть страх потерять несчастного зрителя. Но не грустите, всё будет хорошо. Когда партия и правительство окончательно завернёт гайки, начнётся жёсткая цензура в газетах и на телевидении, когда разольются слащавость и отвратительная фальшь и лакировка, зритель побежит в театр, даже в подвальчики, студии, с которых начнется возрождение российского театра. Надо только немножко подождать действий партии и правительства.
Екатерина Нарши, драматург: Задавая себе вопрос, нужна ли современная драма современному театру, мы должны понимать, что оба эти понятия абсолютно нецелостные. Противоречивые, конфликтные, поэтому на этот вопрос однозначно ответить невозможно. Как мне кажется, ситуация не так плоха, она ещё хуже: современный театр как институциональное явление в современной России отсутствует. У нас нет мейнстрима, наследующую глубину русского театра. Мейнстрима, понятного широкой аудитории, владеющей современным театральным языком. У нас есть некий клубный андеграунд – это театр “Практика”, видеотеатр Ксении Перетрухиной. Есть площадка Театр.doc, но это лабораторная площадка, целью которой является действие, поиск, а отнюдь не результат. Для современного театра целью является результат – спектакль. Ждать, что маленькая лаборатория подменит собой театр – либо маразм либо жульничество. Итак., у нас нет современного театра, есть советский стационарный театр, который большинство из нас любит и ценит, отдает ему должное, который медленно мутирует в сторону худших образцов буржуазной сцены, проповедующей театр как супермаркет. Какое это имеет отношение к современному театру, если это театр прошлого века?
Мелькнула мысль об оскудении авторского начала. 19 век был веком слова, 20 веком зрелища и режиссуры. А 21 век – о, ужас, и это наше спасение и проклятие, становится веком анонимной блогосферы. Отношение к автору истории тоже меняется, автор – это нечто анонимное.
Меня очень интересует Михаил Чехов. Буквально вчера его перечитывала. Там была тоже страшная война Второй студии МХАТ, Вахтанговской студии с уличной драматургией. Что они ставили? Диккенса “Сверчок на печи”, еще что-то. Принципиально не ставили современную драматургию.
Геннадий Дёмин: Неправда! Так полагать – невежество или подлог. Первая студия началась с “Гибели “Надежды””, абсолютно современной пьесы; самый совершенный спектакль Второй студии – “Зелёное кольцо” современного тогда автора; Третья, Вахтанговская студия славна “Чудом святого Антония” тоже созданием живого на тот момент драматурга.
Екатерина Нарши: Ну, всё равно. Мне кажется, в советское время и для режиссёров, и для публики обращение к современной драматургии было способом некоего вопрекизма, бунтом против махровой академической атмосферы. Сегодня я пытаюсь понять, что, помимо глупости и невежества, косности и непрофессионализма, заставляет десятки достаточно вменяемых режиссёров избегать современной пьесы. Неужели они не понимают, что настоящий серьёзный прорыв для театра невозможен без современной драматургии. Я думаю, что это серьезная ментальная особенность, это глубокое недоверие к инновациям и всякого рода перестройки как некой форме фальши и способу разрушить остатки идентичности. Думаю, что когда современный русский театр сопротивляется современной драме, он пытается сохранить тот здоровый консерватизм и остатки некой своей идентичности.
Сергей Чулков: Вы очень плохо знаете периферию. Вы там никогда не работали.
Алексей Зензинов, драматург, теоретик “новой драмы”: Для начала несколько частных, вроде бы не связанных между собой наблюдений, которые я потом постараюсь подвести к общему итогу. Наблюдение первое. Когда мы шли сюда, многие видели афишу о гастролях Александринки. Первая пьеса – “Гамлет” любимого нашего Вильяма Шекспира.
Голос из зала: Переписанный.
Алексей Зензинов: Но люди идут на “Гамлета”, и название сразу порождает ряд ассоциаций. Потом Михаил Дурненков: “Изотов”. Само сочетание двух имён дает определённое представление о том, как развивается театр. Наблюдение второе. Пришлось быть в Перми на открытии фестиваля “Текстура”. Совершенно другой город. Миллионник, но не с московским менталитетом, ритмом жизни и публикой. Зал гораздо больше подвальных залов Театра.doc, “Практик” и даже зала Центра драматургии и режиссуры. Заполнен до отказа. Публика самая разная – и студенчество, и клерки. Но это интерес к состоянию современной драматургии, потому что весь фестиваль построен на сегодняшнем современном актуальном искусстве.
Третье наблюдение в продолжение того, о чём говорила Драгунская: режиссёры многих театров дорожат своей публикой (в основном женской, которым за 40). Ведь точно такое отношение к публике телевизионной, дающей рейтинги на ТВ. Продюсеры, дающие установки на построение эфирной сетки, на выдвижение в прайм, они точно также понимают, что наша публика – это собрание невротических, ограниченных, малознающих, совершенно не интеллектуальных людей, которых надо всячески в этом состоянии законсервировать. То, что происходит в отношении публики на ТВ, объективно не может не влиять на происходящее в театрах, механизм в общем один и тот же. К чему я пытаюсь свести? Когда мы задаем вопрос, для кого пишет современный драматург, ответ “пишу для всех” – невозможен. Драматург зависит от того, какую цель он ставит перед собой, когда пишет текст. Если он имеет в виду его дальнейшую постановку, то вполне вероятно, что он прикидывает, как этот текст может быть принят в определённой конкретной аудитории. У нас сейчас очень разрозненное общество. Мы не имеем ни общей идеи национальной, ни идеи художественной, мы не имеем идеи какой-то доминантной ни в одной сфере искусств. Ни в кино, ни в театре.
Геннадий Дёмин: Придётся возразить. Можно бы согласиться, что, действительно, нет единой аудитории, если бы не одно обстоятельство – практика. Театральная повседневность. Почему у нас пожаром прошёл тот же МакДонах? (До этого также по всей стране шла Мария Ладо с “Очень простой историей”). Неужто ирландец ближе? нет, его пьесы лучше, он один стоит всей “новой драмы”, отечественной и зарубежной. Если вернуться к девизу нашего собрания, “что ушло и что осталось”, надо, всё-таки проследить корни, понять, почему Олег Ефремов является для нас эталоном. Он был не просто режиссёром, но строителем театра. С хорошим нюхом и на современное, умел обращаться с классикой, поскольку обладал чувством сегодняшнего дня. Поэтому, чтобы понять, в каком состоянии находятся театр и драматургия, надо разобраться, что произошло за эти двадцать лет и десять лет отсутствия Ефремова. Самое главное (Олег Николаевич, к счастью, этого не застал, хотя, может быть, предчувствовал), что русский театр за все время существования никогда не был в разряде увеселений. Начиная с указа о его учреждении 2,5 века назад (и ещё раньше), он всегда занимался просвещением, воспитанием. Это понимали даже императоры, как и властители советской эпохи. Поэтому существовал канон – как только какой-нибудь поселок дорастал до статуса города, там обязательно должны быть ТЮЗ, куклы и драма. Как минимум. Что мы имеем сегодня? Когда Олег Табаков встречался с первыми лицами страны, тоже говорили, что решаются проблемы русского театра. Интересно, какие же проблемы стоят перед русским театром. Оказывается, две – выстроить здание для Табакерки и построить здание для студии Олега Павловича. Далее: на сборе труппы Малого театра выступал министр культуры. Говорил, что у них проработано четыре положения в сфере сцены: театральное образование, подготовка режиссёров и актёров, здания театров и социальная защищенность. Всё. Он специально подчеркнул, что больше проблем нет. То есть, драматурги, можете вообще молчать. Ибо, если нет проблемы, нет и человека. Нет даже элементарного, что было в советское время – возможности существования, не говоря о возможности роста, совершенствования. При минкульте осталась лишь академии повышения квалификации. Есть только СТД, который проводит семинары. Спасение утопающих переходит в ваши руки, надеяться на государство нечего. За эти годы уже понятна политика в отношении культуры – последней быть не должно вообще. Разрушили экономику, систему науки, разрушают систему образования , последняя пьеса Ксении как раз связана с ЕГЭ. Возврата к прежней системы, когда появлялась пьеса, скажем, Розова – все ждали, звонили, просили – такой ситуации быть не может. А “новая драма”, которая позиционирует себя как единственная и неповторимая, равно как и теми же лицами проводимые фестивали “Территория”, “НУТ” и прочие, это ещё одна попытка переломать традиционный театр. Это спектакли скандала, а не раздумий. Они не противостоят сегодняшней ситуации – наплевательству на культуру вообще, на театр в частности. А театр – единственная область, которая действительно сохранила некую суверенность. Этим надо воспользоваться, создать при фестивале Ефремова с помощью СТД что-то вроде информационного центра, банк пьес, но нормальных – здесь права Ксения. Иначе… В Москве сейчас два основных инновационных направления – визуальный театр Дмитрия Крымова и саунДрама Владимира Панкова. Последний поставил пьесу Клавдиева, поставил во всеоружии своей фантазии: маски, пародии, ширмы всего, что он мог: маски, театр зрительный, чёрти чего наворочено. И в результате выясняется, что Клавдиев, действительно, плохой драматург.
Александра Лаврова, критик, главный редактор журнала “Страстной бульвар, 10”: Всё очень относительно. Главное, найти режиссёра. Тимур Насиров поставил в Красноярском ТЮЗе “Собаки-якудза” Клавдиева – спектакль стал культовым в городе, на него молодежь рвётся.
Геннадий Дёмин: Если в прошлом веке выдающийся режиссёр сказал – дайте телефонную книгу, и я сделаю по ней спектакль, то современный постановщик в доказательство мастерства заменяет её “новой драмой”.
Наталья Губарева: Хочется сказать в адрес участников лаборатории Сергея Борисовича Каковкина. Не надо нашим драматургам в нашей великой стране искать объединяющую идею. Думаю, что каждому драматургу стоит обратиться к себе, и, если у нас душа не пустая, если мозги еще работают, если голова еще хочет что-то делать, я думаю, что это уже хорошо. Нам нужно писать, стучаться, просить СТД – давайте работать вместе.
Анастасия Ефремова: Бесконечно вам благодарна за то, что вы пришли. Конечно же, театр начинается с вешалки, но и с драматурга. И каждый из вас – совершенно целый штучный мир, который действительно строит и начинает театр. Я тоже вас призываю к себе прислушиваться, но так же я вас призываю – не пишите на слэнге. Ныне только артисты, которые участвуют в классических спектаклях, остаются последними носителями русского языка в нашей стране. Больше нигде и ничто Театр, классика и ваши пьесы, которые я хочу, чтобы были написаны. Пусть этот русский больше никто не знает – он всё равно самый прекрасный и мощный. Пожалуйста, пишите по-русски.
Мне очень нравится идея о создании Центра при фестивале ПостЕфремовское пространство. Мы с коллегами много ездим в разные города, и, действительно, у нас просят пьесы. Если они будут в нашем банке, если вы доверите нам свои пьесы, мы будем их с удовольствием предлагать и продвигать.
ИНФОРМАЦИЯ
Вышел очередной сборник “Сюжеты”, результат работы семинара драматургов “Авторская сцена” (см. “Авторы и пьесы” № 32). Помимо “Памятника” Владимира Жеребцова (см.с. ), в сборник включены “Не люблю баклажаны” Марии Зелинской, “Агентство расставаний, или Город богатых мужчин” Нины Прибутковской и “Переезд” Татьяны Рахмановой.
Рязанский театр на Соборной (художественный руководитель Василий Грищенко) провёл Лабораторию современной драматургии для подростков. За несколько дней молодые режиссёры из Москвы и Санкт-Петербурга набрасывали с актёрами театра (и приглашёнными) эскизы постановок. Пробы вызвали большой интерес как внутри самого театра, так и у публики. Предполагалось, что наиболее удачные намётки в будущем превратятся в полноценные спектакли. – наибольший успех выпал на долю “У ковчега в 8” У. Хуба, эскиз питерца Евгения Зимина. Не в последнюю очередь потому, что режиссёр не стал замахиваться на всю пьесу, а дал возможность исполнителям импровизировать вокруг одной лишь ситуации. На заключительном обсуждении говорилось о том, насколько такой эксперимент полезен для театра и города, каковы его перспективы. Подростки, приглашенные в качестве кроликов-экспертов, в частности, отмечали, насколько увлекательным показался им сам процесс создания представления.
В то же время не все пьесы выдержали испытание публичным чтением, хотя в целом панорама сегодняшней драматургии для молодых оказалась довольно представительной. Лаборатория будет продолжена, в том числе на классическом материале.
КРИВОЕ ЗЕРКАЛО
“Актрисе досталась роль женщины, развращённой своей перегорающей любовью” – Ольга ФУКС, журнал “Городские кассы”
“Художник даже пьёт и развратничает с подтекстом самореализации, которой так не хватает в творчестве” – Марина КВАСНИЦКАЯ, “Городские кассы”
“Власть душит, как шинель, надетая, словно смирительная рубаха” – Алла Шендерова, газета “КоммерсантЪ”
“Нехитрый сюжет вырос из линии “Гамлета”, но безмерно оброс подробностями и превратился в тушку” – Алёна КАРАСЬ, “Российская Газета”
“Исполнители смешат снайперскими наблюдениями над человеческой природой, создающими неожиданные драматические эффекты, любимые публикой, которая ревностно следит за проявлениями актёрского блеска, поощряя каждого, кто “зажигает” на сцене огонь силой своего индивидуального куража” – Ольга ИГНАТЮК, журнал “Современная драматургия”
“Придёт избавление героя в виде толпы патрициев с утраченными лицами, которые спрятаны за осколками зеркала” – Ольга ФУКС, газета “Вечерняя Москва”
“После спектакля даже хочется бежать по улице – значит, спектакль удался” – Анна ЭПШТЕЙН, “Новая Газета”
“Сюжету ровно сто лет, от этого он очень помолодел” – Елена ДЬЯКОВА, “Новая газета”
“Горькая мысль о том, что мы умрём, так никогда и не узнав, кто мы, усугубляется тем, как герой тычет прямо в лицо публике табуреткой, очевидно намекая на уровень человеческого сознания” – Наталья УЛАНОВА, журнал “Страстной бульвар, 10”
“Упавший шиньон привёл героиню в крайнее негодование, обнажив не только голову, но и её злобную сущность” – Ирина КОЛЕСОВА, “Страстной бульвар, 10”
“Чуткие, красивые голоса и редкая душевность делают спектакль необычайно русским по духу” – Мария СПЕРАНСКАЯ, журнал “Театральная касса”
“Табуретка едва на ножках держится, но ещё крепкая” – Вячеслав ШАДРОНОВ, “Театральная касса”
“Во внутренней, но видимой актёрской жизни, наверное, и заключается прелесть настоящего театра, всегда опирающегося на нечто большее, нежели слово, пусть это и слово самого классика” – Ирина АЛПАТОВА, газета “Культура”
“Режиссёр прочитал эту историю с любовью к героям, упёршимся в свои амбиции, словно бараны в ворота” – Наталья СТАРОСЕЛЬСКАЯ, журнал “Планета Красота”
“В фойе зрителей встречают алюминиевые кружки с горячим чаем” – Ольга ЕГОШИНА, газета “Новые Известия”
“Вокруг него на корректном расстоянии стоят разные мрачные люди с лицами, словно загримированными под маски” – Наталья ЛАГИНА, газета “Слово”
“Названия зверей – это вроде бы просто имена, но они подстегивают воображение” – Дина ГОДЕР, газета “Время новостей”
“Герой будто немного замирает к финалу, чуть-чуть затвердевает, но изменения столь незначительны, что эволюцией их не назовешь” – Анна ГОРДЕЕВА, газета “Время новостей”